Любил ли он этот
город? Наверное. Во всяком случае, в молодости много мечтал о том, как
однажды вернется сюда всенародно известным человеком и осветит своим
присутствием глухой провинциализм затерянной родины. Сейчас он
усмехнулся юношеским мечтам. Все получилось не так. Город встретил его
не цветами и маршами, а сонной пустотой ноябрьского утра. Наверное, и
дома все спят еще, подумал он и улыбнулся. Вряд ли кто-либо из его
знакомых знал эту улыбку. Да, эта улыбка была не для посторонних,
слишком дорого она стоила, слишком много сил он положил на нее.
Улыбнувшись таким образом, любой из нас вопреки здравому смыслу мог бы
спокойно полетать или подвигать материальными предметами на расстоянии,
в общем, сотворить какое-нибудь надчеловеческое явление.
На центральной площади он остановился и осмотрелся вокруг. Ему
показалось, что площадь раньше была значительно шире и что расстояние
от старого дворца до полукруглого государственного дома, украшенного
сейчас знаменами, было раза в два больше. Но вскоре он понял, что это
обман зрения. Так перед представлением маленькой кажется пустая арена
цирка и зрителям, пришедшим на представление, не верится, что на этом
крохотном пятачке вообще возможно какое-либо действие, тем более какая-
нибудь массовая сцена с десятками гимнастов, иллюзионистов, жонглеров и
клоунов. Но проходит несколько минут, оживает оркестр, звучат фанфары и
арена волшебным образом превращается в огромное пространство, легко
вмещающее целый мир, увлекательный, смешной и жестокий. И мы уже
удивляемся собственной непрозорливости, нерасторопности и консерватизму
своего воображения, неспособности понять истинный объем пустого
пространства.
Чтобы проверить свои ощущения, гражданин сделал, казалось, совсем
невероятное. Он вернулся обратно к арке государственного дома,
повернулся спиной к его стене, у третьего окна уперся пяткой, считая
шаги, пересек площадь по центру, чуть обогнув колонну, и на двести
шестьдесят пятом шаге уперся носком в бордюр у зеленой стены
дворца-музея.
Тихо было на центральной площади. А наверняка, если бы кто-нибудь
со стороны видел странные действия взрослого человека, он бы уж не
выдержал и громко расхохотался. А между тем человеку вполне
простительно впадать в детство, если только никто этого не заметит.
Завершив обмер центральной площади, странный гражданин обогнул
слева музей города, постоял на берегу Темной, детально рассмотрел
ажурную ферму и отправился к родительскому дому.
Внезапное появление сына произвело невообразимый переполох. Дверь
открыла мама. Вскрикнув от неожиданности, она схватилась за сердце и
молча опустилась на табуретку в сенях.
-Сережка, - придя в себя, произнесла она. - Как снег на голову...
Потом, всхлипывая, приподнялась и положила руки на грудь сыну.
Появился отец, в переднике, с большим столовым ножом в руке - видно,
кашеварил, - и тут же присоединился ко всеобщему всхлипыванию и
причитанию. Так постояли немного, потом прошли в большую проходную
комнату и вдруг, не зная, что дальше говорить, замолчали. Здесь, на
свету, родители обнаружили, как изменился за десять лет их сын, сколько
чужого, незнакомого в нем появилось, и от этого они, малограмотные
люди, сразу вспомнили, как далеко отделен он от них высшим
образованием. Сергей понял это и смутился, потому что хотел бы сразу
поставить себя рядом с ними, объяснить, что никакой он там не особенный
ученый, и что ученость сама по себе ничего не значит, а что ценится
только талант, который не зависит от образования,, но который понять
гораздо труднее. Однако объяснять такое сходу глупо, и от этого он тоже
молчал. Наконец на кухне что-то зашипело, все заохали, начали хвататься
за голову, незлобно браниться, и так сообразили, что первым делом нужно
с дороги позавтракать.
К завтраку отец намял картошки, заправленной шкворчащим салом,
принес из погреба огурчиков соленых, а мать достала из специального
секретера, запираемого ею на ключ, бутылку водки - нарочно держала в
тайне, ждала, когда приедет погостить ее Сережка. Когда возникла
надобность в рюмках, мать зло посмотрела на отца и, махнув рукой, пошла
за гранеными стаканчиками на кухню.
За завтраком кое-как разговорились. Из скупых материнских
рассказов понемногу вырисовывалась однообразная атмосфера здешней почти
что сельской жизни. Мать говорила о том, что жизнь ихняя неуклонно
дорожает, что в магазине купить, в общем, нечего, а на базаре дорого,
да и на базаре уже нет того разнообразия, что было десять лет назад,
правда, они со своей пенсией кроме картошки там ничего не приобретают,
но, слава богу, есть огород, и этим летом она закрутила много банок
смородины, и огурцы у них свои, а вот помидоры не вызревают, не хватает
солнца. Но в общем она не жаловалась, живы, говорит, и ладно, спасибо
за его сыновью заботу, за переводы. Сергей, хоть и нерегулярно, а
нет-нет и посылал на родину денег. Деньги эти мать не тратила, а все
собирала на книжку в сберкассе, и сейчас в этом призналась. Сергей
расстроился, зря он себя успокаивал своими переводами. Потом мать
рассказывала про знакомых и родственников. Сергей почти никого не
помнил, но делал вид, что очень интересуется. Правда, одного таки
вспомнил. Мать рассказала, что его друг детства, Юрка, сидит давно в
тюрьме за ограбление в пьяном виде с тяжелыми увечьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163