Начала
рассказывать о школьных друзьях, но сын не проявил особого интереса к
их судьбе. Сергей не любил всего, что было связано со школой. Несмотря
на явные способности, с учителями был всегда на ножах, потому что не
терпел принуждения даже в легкой форме. Был случай, запустил в
учительницу литературы чернилкой только за то, что та требовала
внимания к ее скучным урокам. Учительница видела, что он не лентяй, не
оболтус, а просто она сама совершенная бездарь, от этого злилась и
тиранила непокорного ученика. В результате мальчик надолго возненавидел
литературу, а учительница лишилась своего любимого крепдешинового
платья. С тех пор он понял, что женщины не прощают равнодушного, а тем
более презрительного к себе отношения, и стороной обходил женщин,
которых мог бы не полюбить. Здесь проявилось особое, свойственное их
семье самомнение, своеобразный семейный эгоизм. Дети в этой семье - а у
Сергея еще был старший брат, Александр, - были о себе очень высокого
мнения. Причем не только лично, но и друг о друге. В этом и состоит
семейный эгоизм. Например, Сергей считал брата лучшим из лучших людей
на свете, любил его беззаветно, с такой силой, как в будущем, наверное,
уже не любил никого. И Александр боготворил младшего брата, за его
оскорбление мог убить кого угодно, о чем, кстати, часто заявлял.
Возможно, эдесь была виновата мать, которая была глубоко уверена, что
ее сыновья станут в будущем выдающимися личностями, а возможно, здесь
сказывались какие-нибудь шальные гены по отцовской линии, проистекавшей
от каких-то древних бояр. Так по крайней мере утверждал отец, ссылаясь
на свою сестру, актрису погоревшего театра, дотошную исследовательницу
их генеалогического древа.
Как бы там ни было, в рамках Северной Заставы старший брат
Александр выглядел несомненно величиной. Местная шантрапа признавала в
нем первостатейного лидера, о чем свидетельствовала кличка
"Гарибальди". Кажется, он сам придумал себе это героическое имя и
вполне его оправдывал беспримерным мужеством и великодушием. Но он не
был в обычном смысле королем. Он был выше шантрапы, он был вне ее. У
него был свой узкий круг друзей, что-то вроде джаз-банды,
объединившейся вначале на почве музыки, а после разлетевшейся по разным
концам света в поисках творческой жизни. Александр играл на нескольких
инструментах, прилично рисовал, увлекался точными науками, кстати,
лично был знаком с Ильей Ильичем Пригожиным и после отвел своего
меньшего брата к нему в кружок. Так, запустив Сергея на орбиту научных
интересов, Александр вскоре исчез из его поля зрения. Его призвали в
армию. Гарибальди служил плохо. Он не мог выполнять приказы, если не
понимал их или считал неправильными. От этого служба сразу превратилась
в пытку для его свободного духа и, чтобы прервать ее, он попросту
убегал в самоволку. Его ловили и возвращали обратно, а он все равно
снова убегал. Дело дошло до трибунала, и здесь помог случай. Сидя на
гауптвахте, он нарисовал на стене карикатуру на замполита. Получилось
похоже, и вскоре информация о насмехательстве над высшими чинами дошла
до прототипа. Замполит явился лично проверить свой портрет. Будучи
человеком, не лишенным чувства юмора, он не рассердился, а наоборот,
похвалил рядового и впоследствии способствовал смягчению приговора и
определению художника для выполнения агитационной работы в гарнизонном
клубе. Вообще, многие, познакомившись с Александром, попадали под
обаяние его неукротимого характера. Ему прощали многое, и единственно
только за то, что он воплощал их несбывшиеся, неиспользованные свойства
души, их мечты о свободном духе, которые они предали ради личного
благополучия, предали из-за неуверенности в своих силах противостоять
всеобщему порядку вещей. Он же, вопреки всему, горел синим пламенем,
зная, как это нравится окружающим его слабым людям. Оказалось, чтобы
стать художником, необходимо иметь диплом. Что же, Гарибальди получил
диплом какого-то, смешно сказать, заочного живописного института в
Южном городе. Однако вскоре выяснилось - жить рисованием невозможно. И
он решил сначала обеспечить себя, заработав тысяч сорок-пятьдесят,
купить мастерскую и предаться наконец свободному творчеству. Эта
трагическая мысль пришла к нему в двадцать пять. Именно в этот момент
братья после длительного перерыва встретились. Именно тогда впервые
Сергей смог по достоинству оценить своего брата. Теперь он уже знал
немного жизнь, повидал разного народу, в том числе и людей весьма
оригинальных, отобранных жесточайшим конкурсом в столичном
университете. Но, встретив брата, Сергей вдруг понял, что вот -
человек, который способен так же, как и он, тонко чувствовать и глубоко
понимать. Они говорили о книгах - оказалось, они любят одни и те же
книги, мало того, понимают их похоже, волнуются от одних и тех же идей
и вопросов, восторгаются одними и теми же местами. Разговаривая, они
постоянно хватались за ту или иную книгу, открывали тут же, зачитывали
любимые места и с полуслова догадывались о скрытом смысле, и без всяких
пошлых объяснений продолжали развивать вскрытые проблемы, да так
оригинально, так по-новому, что, наверное, и сами классики не видели
этих залежей, этих горизонтов. Так они на мгновение обрели друг друга,
так они поняли друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163