Изнемогая от духоты в железнодорожной кассе, что на улице
Основоположника, он не обратил внимания на то, как ненавязчиво
разглядывает его гражданин, занявший за ним очередь. Да и потом, на
городском рынке, напротив кафедры, покупая роскошные осенние георгины,
он мог бы легко рассмотреть открытое волевое лицо преследователя, на
котором еще не было и следа морщин - этих шрамов борьбы человека с
самим собой, впрочем, не было пока и шрамов иного рода.
Домой Сергей Петрович вернулся с букетом и полной сумкой различных
вкусных вещей. На пороге его встретила Марта и они обнялись, будто не
видились тысячу лет. В этот день она была внимательнее обычного, не
шутила, не смеялась, не называла его Шалопутиком, а только Шалопутом,
не приставала к нему с вопросами, где он работает и почему у него,
бобыля, целая трехкомнатная квартира, а у них с мужем, отвественным
работником, всего две комнаты. Она осторожно заглядывала ему в глаза,
пытаясь выведать в них что-либо существенное или определить, правда ли
он едет в командировку, а не так просто сбегает от нее подальше. Но в
маленьких Шалопутовых глазках кроме нежности никакой особой информации
не содержалось. Впрочем, для нее и это было не так мало. Она любила
его, потому что он никогда по большому счету не врал, потому что был
ласков с ней, потому что она чувствовала, что нужна ему, и наконец еще
потому, что Шалопут был человек необыкновенный. Зашивая ему надорванный
рукав вельветового костюма, Марта спросила:
-Ты знаешь, что я на работе сказала?
Он вопросительно кивнул.
-Сказала, что необходимо выполнить деловые поручения мужа.
Шалопут нахмурился. Он не любил слушать про мужа, сам никогда не
упоминал о нем и ей не позволял насмехаться. Но сегодня, быть может,
впервые заговорил о Караулове. Да и то сказать, повод был из рядя вон
выходящий. Они обсуждали вопрос и с той, и с этой стороны, но к единому
мнению не пришли. Шалопут всячески успокаивал ее, говорил, что все
выяснится самым что ни на есть обычным образом. При этом он старательно
обходил вопрос о том, кто же Караулова запер в клетке. Видно, не знал
ответа.
8
-Хорошенькая, - подытожил наблюдения сцены прощания проницательный
человек с тараканьими усами. - Ваша жена?
-Да, - нехотя соврал попутчик, всем своим видом показывая, что не
намерен завязывать разговор.
Перрон с возрастающей скоростью уносился направо, туда, где в
грязном оконном пятне таяли провожающие, носильщики, буфеты,
напичканные крутыми холодными яйцами в целлулоидных пакетах, лампы
дневного света и круглые вокзальные часы марки МЧЗ. Необщительный
гражданин облегченно вздохнул, впереди у него - двенадцать часов
беззаботной жизни, когда не нужно принимать никаких решений, можно
расслабиться, просто глядеть в окно. Он полностью передоверил себя
машинисту - добровольному узнику стального пути и железнодорожного
расписания. Он редко ездил и потому любил это делать. Предпочитал поезд
самолету, потому что так дольше, купе - плацкарту, молчание -
разговору. Но ему сегодня явно не повезло. Стоило ему поверить, что его
оставили в покое, как над ухом послышалось:
-Мряка.
Гражданин с ненавистью посмотрел на соседа с тараканьими усами,
так нагло перевравшего смысл происходящего за окном. На него глядели
веселые добродушные глаза.
-Константин, - представился тот и протянул руку.
-А подите вы к черту, Константин, - отослал неразговорчивый и
попытался пройти мимо протянутой руки.
-О, веселый человек попался, - обрадовался Константин. - Я люблю
веселых, от них скорость прямолинейного движения возрастает.
Веселый гражданин насупился и, пожимая руку, представился:
-Иероним.
-Тот самый? - удивился Константин.
-Тот самый, - подтвердил Иероним.
Супружеская пара, разместившаяся в купе, с испугом наблюдала за
необычным знакомством. До этого они успели уже развернуть на купейном
столике бумажные свертки с провизией, и теперь из газет и журналов
выглядывали коричневые куриные ноги, головки репчатого лука и чеснока,
аппетитные колбасные кольца, бутылочка кефира и еще многое другое. Все
это поедал бледный щуплый парнишка, а его пухленькая розовощекая
женушка с какой-то обреченной покорностью намазывала, обмакивала,
солила и подсовывала новые и новые куски. Когда один гражданин послал
другого к черту, кормежка прекратилась и супруги стали напряженно
глядеть в коридор. Константин приветливо улыбнулся попутчикам и,
показывая на стол, спросил:
-А что у вас портрет уважаемого человека объедками заплеван?
Супруг побледнел еще сильнее, а супруга приоткрыла розовый ротик,
как это делают женщины на картинах Рубенса.
-Приятного вам! - пожелал Константин и захлопнул дверь. - Пойдемте
в ресторан, - предложил он тут же Иерониму.
Иерониму понравилась нагловатая веселость гражданина с тараканьими
усами, и он согласился.
-Вы знаете, кто я? - спросил Константин, допивая ресторанный
портвейн. - Я - герой нашего текущего времени, великий комбинатор в
своем роде. - Он полез в карман и достал нераспечатанную колоду карт. -
Вот новенькая колода, еще не залапанная, не крапленая, в ней тридцать
семь карт, тридцать шесть обычных шестерок, семерок, вальтов, в общем,
организованное население, я бы даже сказал, некая тайная организация с
одним жестоким законом, законом всеобщего битья, а именно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163