Созерцать все это Ц нешуточная привилегия. Ради таких мгнове
ний я и живу.
Ц Я думал обо всем этом иначе, Ц медленно проговорил Озбей. В голове у не
го созрела какая-то важная мысль. Хотя, возможно, ему в голову ударил кока
ин. Ц Наверное, здесь отчасти и кроется моя проблема с индивидуальность
ю. Ц Он нахмурил брови. Ц Я считаю себя прозападным, современным деятел
ем. Я не отношу себя к оттоманской традиции. Это меня беспокоит.
Ц Это мой вклад, Ц неуверенно проговорил Старлиц. Ц Иногда человек со
стороны может лучше разглядеть твои проблемы.
Ц Знаешь, Ц сказал Озбей, Ц когда ты предупредил по телефону, что возвр
ащаешься, я стал строить планы твоего убийства. Ц Старлиц молчал. Ц Я ск
лонялся к тому, чтобы зашить тебя в мешок и швырнуть в Босфор. Это традицио
нный способ. Нет ничего проще. В Турции тысячи нераскрытых политических
убийств. Не сомневаюсь, что утопил бы тебя в глубоком море. Но это не решил
о бы проблем, потому что я не верю, что это бы тебя убило.
Ц Что за мысли?!
Ц Я много раз репетировал этот сюжет. Глядя в одно из многочисленных зер
кал дворца, я повторял: «Я убил Легги Старлица. Я всадил в него несколько п
уль. Я швырнул его в море в мешке, скованного тяжелой цепью». Но это звучал
о недостоверно, совершенно неубедительно, невозможно фальшиво. Тебе зна
комо это чувство? Наверняка знакомо. Когда пытаешь человека, что-то от теб
я скрывающего, то всегда угадываешь, когда он говорит правду, а когда врет
. Фальшь сразу узнаешь.
Старлиц стряхнул пепел с сигары.
Ц А как тебе вот это: «Легги Старлиц умер в первый день двухтысячного год
а»?
Рука Старлица застыла.
Ц Старлиц взял и исчез. Со Старлицем покончено. Его больше нет. Легги Ста
рлиц прекратил существование. Для грязного типа по фамилии Старлиц проб
ил его час. Новому миру Старлиц ни к чему. В повествовании нового тысячеле
тия для него нет места.
Ц Замолчи!
Озбей торжествующе расхохотался.
Ц Наконец-то я заговорил на твоем языке! Ц Он подошел к стене и вынул из
усеянных жемчужинами ножен зловещий кинжал. Ц Я не утверждаю, что убью т
ебя этим ножом. Оставить на тебе шрам, отрезать тебе палец, даже руку еще м
ожно, но убить нельзя. Ц Озбей положил кинжал на стол, снял синий пиджак и
картинно швырнул его на спинку кресла. Ц Возьми нож и убей меня.
Ц Нет уж, спасибо.
Ц Минуточку... Какой же я дурень! Ц Озбей снял рубашку и распахнул легкий
натовский кевларовый бронежилет. Ц Вот так. Валяй! Убей меня! Я каждый де
нь дразню смерть. Я ставлю на кон свою жизнь, нюхаю кокаин, гоняю на спорти
вных машинах, занимаюсь незащищенным сексом со случайными роскошными ж
енщинами. Я Ц международный плейбой и шпион. Давай же, заколи меня! Бей пр
ямо в сердце. Ц Он ударил себя в грудь. Ц Ну!
Ц Это не в моем стиле, Мехметкик. Ц Старлиц аккуратно поставил бокал. Ц
Ты полностью выбился из сценария, да и на полу такой роскошный ковер, что...

Ц Не оправдывайся. Ты не можешь!. Вот глубокая реальность. Не можешь! Это н
е в твоей власти. Что бы произошло? Повествование не позволило бы этому сл
учиться. Сюда вбежал бы Дрей, сломался бы нож... Я не могу погибнуть от твоей
руки. Потому что я велик. Я знаю о своем величии. Я Ц лев турецкой нации. Мен
я нельзя просто убить, я могу стать только мучеником. Я не могу умереть как
простой смертный, каким раньше был. Я больше не принадлежу себе. Я не совс
ем здесь, не совсем в этом времени. Мелкая реальность повседневной жизни
не для меня. Я достиг подлинного господства, Старлиц. Я могуч, но невыразим
. События проходят сквозь меня, вплетаются в ткань истории, не совершаясь.

Ц Лучше перестань болтать и отойди, Мехметкик. Ты размазался слишком то
нким слоем и покрыл всё вокруг. Главное повествование отторгает такое де
шевое, дармовое дерьмо. Будь либо Возвышенным Гуру, либо Щеголем с кордеб
алетом, либо Тайным агентом, подсевшим на героин, но не всем сразу!
Ц Это твоя версия повествования, а не моя.
Ц Мы в моем повествовании, дружище.
Ц Неправда! Ты в моей стране, в моей культуре, и это мое повествование.
Старлиц застонал.
Ц Избавь меня от всей этой ерунды! Ц Он схватил кинжал и вонзил кривое л
езвие глубоко в крышку стола. Ц Возможно, я не могу тебя заколоть, но не по
тому, что ты это говоришь. Ты мне не хозяин. Ты не можешь распоряжаться мои
м повествованием, потому что мы говорим на чертовом английском! Послушай
самого себя! Тебе больше нечего сказать. А я тебе говорю, что ничего этого
на самом деле не произошло!. И ты не можешь со мной спорить, потому что усло
вия диктует мой язык. Ты больше не можешь это обсуждать, потому что этого в
ообще не было.
Озбей уставился на Старлица в изумлении, быстро сменившимся гневом. Его
лицо побагровело. Он разинул рот, попытался что-то сказать, но исторг толь
ко глухой писк. Плюнув на ковер, он сжал кулаки и, свекольно-фиолетовый от
ярости, рванулся вперед.
Но в сфере непроизносимого что-то заклинило. Озбей согнулся пополам от б
оли, его колени, обтянутые белыми флотскими брюками, подогнулись, он тяже
ло задышал.
С характерным рокочущим звуком, всегда сопровождающим рвоту, на ковер шл
епнулся патрон пятидесятого калибра, за ним другой, Ц здоровенные, с пул
ями размером с фалангу большого пальца и с пугающими медными гильзами.
Последовавшие за боеприпасами туго набитые мокрые пакеты с героином вы
глядели еще чудовищнее. Это были не стандартные надувные шарики и не пре
зервативы, которые обычно глотает наркокурьер, чтобы потом от них избави
ться, усевшись на унитаз. Нет, это были тщательно закупоренные килограмм
овые кирпичи с белой массой, слегка отдающей желтизной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92