Однако, усилия Эдмунда не привели ни к чему. Чуть приутихло пламя запоздалой страсти, как опять начались раздоры и взаимные придирки. Валентина и Эдмунд так действовали друг другу на нервы, что им трудно было даже разговаривать. Если один говорил «да», то другой обязательно отвечал «нет». И так было не только в важных вопросах, но еще больше в мелочах. Валентина до такой степени находилась во власти своих капризов, что ни в чем не считалась с Эдмундом. Ведь она дочь богатого Нагайниса, привыкшая дома командовать всеми. Зачем же ей теперь отрекаться от своих прав и считаться с каким-то другим человеком? Тогда супружеская жизнь превратится в рабство, где жене нужно считаться с мужем. Нет, Валентина желала быть свободной и независимой. Если Эдмунд не хочет покориться, значит, он ее не любит. Истинно любящий может только любоваться и поклоняться, но ни в коем случае не критиковать свою избранницу. От такого порока Эдмунда надо отучить в самом начале, иначе потом будет еще труднее.
Эти люди не были созданы друг для друга. Валентина никогда не могла похвалиться трудолюбием, а за последние годы отцовское богатство окончательно развратило ее. Она любила разглагольствовать и критиковать всех, а сама не' хотела ударить пальцем о палец. Труд казался ей рабским ярмом — пусть влачат его другие, но не она, дочь богача Нагайниса. Она считала себя созданной для чего-то более возвышенного — для мечтаний и наслаждений, а не для пошлых будней. Пусть трудятся другие! Так хорошо растянуться на диване или на кровати и мечтать, отдаваясь ленивому течению мыслей, пока не одолеет
сон.. Ей устроили самую роскошную свадьбу во всей Риге, муж тоже недурен собой: чего, ей еще надо? Покоя и наслаждений! Леность Валентины поглотила даже ее честолюбие, и она уже не желала, чтобы ее муж был чем-то большим, нежели он есть. Стремления мужа только вносили бы в дом беспокойство. Пусть делает, что хочет, лишь бы оставил ее в покое. Лишь бы не нарушал тишину и комфорт ее сладко-ленивой жизни!
Да, комфорт Валентина тоже не хотела терять. Это она имела у отца — почему же у мужа должно быть иначе? «Если Эдмунд не может окружить меня комфортом, значит, он меня не любит и вообще он не такой, каким должен быть мужчина. Ведь муж обязан обеспечить жену всем необходимым. Говорить ей он может только милые слова, а приближаться к ней лишь с полной покорностью.
В дни, когда Эдмунд и Валентина искали потерянное навеки и пытались соединить несоединимое, старая Саусайс в страхе почувствовала, что силы ее иссякают. На своем веку она. не видела легких дней. Только и знала, что беготню да хлопоты, только и надрывалась ради куска хлеба себе и сыну. Муж у нее был пьяница и умерена пятый год ее замужества. Был он каменщик, пьяный упал с лесов и уже не вышел из больницы. Вдова осталась с тремя малышами, да еще надо было позаботиться о похоронах. Вскоре умерло двое деток, остался один Эдмунд. Как ни трудно было забыть умерших, она всем сердцем привязалась к Эдмунду, что остался у ней один-одинёшенек от всей ее разбитой жизни. Началась беготня по стиркам с раннего утра до поздней ночи. Эдмунда приходилось оставлять одного без присмотра. Мальчик-рос сам по себе, вытворяя разные мальчишечьи проказы, о которых мать не имела ни малейшего представления. Однако в большую беду Эдмунд никогда не попадал, да и в особых проказах не бывал замешан, что очень радовало мать. Он был способный и хорошо учился. Это побуждало мать работать еще больше, стараться дать сыну возможность учиться
дальше. Она не хотела, чтобы Эдмунду тоже пришлось лезть на леса и орудовать кельней по примеру отца. Так высоко над землей всегда случается что-нибудь скверное. Особенно, если человек любит выпить. А Эдмунд на этот счет вряд ли окажется лучше других мужчин — наверно, уж будет закладывать, как отец. Она вообще не хотела учить Эдмунда ремеслу, считая, что ремесло еще никого не довело до зажиточной жизни. Только ученому человеку открываются все дороги. Однако школа же и отдалила от нее Эдмунда. Он поумнел, но вместе с тем загордился. Впрочем, разве сможет стать ученым человеком тот, у кого не хватает гордости? И мать не сердилась, а даже радовалась, что Эдмунд глядит на нее свысока. Образованным людям всегда следует быть гордыми, этого требует их положение. Не будут же они подпускать к себе всяких замарашек! Ведь тогда все люди на свете станут одинаковыми.
Все же Эдмунд проявлял немножко внимания к матери — например, не отказывался принимать от нее деньги, даже будучи уже на хорошем месте, и это казалось ей из ряду вон выходящим проявлением сыновней любви. Личной жизни у нее самой не было; она привыкла жить лишь для Эдмунда. Когда сын женился на дочери богатого Нагайниса, ей показалось, что теперь он взобрался на самую высокую гору, где до него уж никто не доберется и откуда ему будет трудно разглядеть далее свою мать. Но когда жизнь сына расстроилась, старуху это совсем пригнуло к земле, а потом и сломило вконец. Хоть бы Эдмунд зашел вечерком, да рассказал бы что-нибудь утешительное! Но он не приходил, и мать чуть не первый раз в жизни почувствовала, что ее сын бессердечен. Разве можно так забывать свою мать? Пришел бы, рассказал бы хоть, где теперь живет. Неужели и вправду мать нужна только тогда, когда нечего есть и негде ночевать? Нет, с этим ее покорное сердце больше не могло мириться.
Обида на Эдмунда, словно червь, подтачивала старую прачку. Любовь к сыну, переносившая ее через, все трясины и помогавшая преодолевать все трудно-
сти, теперь, казалось, замерла в ее душе, умертвляя и самую душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133