Его взгляд издалека вернулся ко мне.
Ц Вы в это верите? Ц спросил он.
Ц Я это знаю.
Я услышал, как повернулся ключ, звонко щелкнул замок. Я встал, он тоже, мы пр
отянули друг другу руки.
Ц Спасибо, что пришли, Ц сказал я. Ц Прощайте.
Ц Прощайте.
Он ушел, и дверь с лязгом захлопнулась, снова щелкнул замок.
Все. Теперь итоги были окончательно сбалансированы.

* * *

Прошло, казалось, минут пять, а на самом деле, наверное, час или два, как к дв
ерям моей камеры кто-то подошел. Это были шериф с двумя надзирателями. Они
стояли, словно окаменев, а на лицах застыло торжественно-испуганное выр
ажение. Шериф сунул ключ, снова металлически щелкнул замок, и дверь широк
о распахнулась. Взглянув на меня Ц глаза его смотрели грустно с изрезан
ной морщинами физиономии, Ц шериф сказал:
Ц Ну, генерал, пора!
Надзиратели, не поднимая взгляда, встали у меня по бокам, и мы прошагали фу
тов, наверное, пятнадцать до крохотной комнатушки, которую называли "кан
ун-камерой". Перегородка делила ее поперек на переднюю и заднюю половины.
За перегородкой размещались койка и параша. А в передней половине Ц два
стула. Напротив перегородки Ц окно. Шериф открыл дверь в перегородке, я в
ошел, и он закрыл и запер ее за мной. И тогда надзиратели торжественно усел
ись на стулья.
И пошла моя последняя ночь.
Мне стало страшно, по-настоящему страшно. Но зато я перестал чувствовать
себя виноватым.
Может, именно это я всю жизнь искал и к этому стремился. Может, я и хотел пон
ести наказание. А может, я просто хотел заплатить за то, что совершил, а это
отнюдь не то же самое, что быть наказанным. Говорят: да, я это купил, дайте мн
е счет, вот вам деньги. Я несу ответственность за все, что совершил, я призн
аюсь. И не только признаюсь, я подтверждаю, что все это совершил я, а теперь
давайте мне счет. И в этом, возможно, нет большого отличия от того, что гово
рит священник: "Я глубоко сожалею об оскорблении, нанесенном Тебе..."
Пора было ужинать.
Ц Что хотите съесть? Ц спросил один из надзирателей.
И я попросил бифштекс с жареной картошкой и кусок яблочного пирога.
Меня мучил страх. Живот у меня свело, руки дрожали. Я попытался преодолеть
этот страх, но ничего не получилось.
Ц Хотите выпить? Ц спросил надзиратель.
Он налил виски в бумажный стаканчик Ц стеклянный мне не доверяли Ц и пр
осунул его в квадрат перегородки.
Словно огонь пробежал по моим внутренностям, мне стало лучше.
После еды я повеселел. Мясо разрезали заранее и дали мне деревянную вилк
у, но я и с ее помощью подмел все подчистую. Еще никогда в жизни я не был так
голоден.
И так напуган. Страх рос. Зато долгов за собой я не чувствовал. Я привел все
в порядок, подытожил все сомнения. Однако страх не отпускал меня, и остава
лось только надеяться, что я с достоинством встречу свой конец.
А я не умер. Мне рассказывали, что в действительности ты умираешь еще в ту
последнюю ночь, а сама эта штука Ц всего лишь завершающий штрих, так ведь
и случилось с Джорджем.
Но я не умер.
Надзиратели вели себя весьма порядочно. Они были готовы выполнить любую
мою просьбу. Попроси я тишины, они не проронили бы ни слова. Они были готов
ы включить радио, почитать мне или поиграть со мной в карты.
Мы побеседовали о том, о сем, а когда заговорили про футбол, один из них был
о сказал:
Ц На будущий год.
Он замолчал, и вид у него был самый разнесчастный.
Ц Да ладно, Ц вынужденно рассмеялся я.
Шла ночь. Время и замерло, и летело. Мой мир теперь навечно составила квадр
атная комната с лампочкой под потолком. И эта вечность иссякала.
Ц Который сейчас час? Ц спросил я.
Ц Двенадцать часов три минуты, Ц взглянув на часы, ответил надзиратель.

Ц Хотите еще выпить?
Ц Конечно.
Мне передали второй бумажный стаканчик.
Буквально через минуту я снова спросил, который час, и мне ответили: "Два п
ятнадцать", а еще через секунду я посмотрел в окно и сквозь переплеты реше
тки увидел, что небо чуть-чуть посветлело.
Быстро наступил рассвет. Небо стало серым, но звезды еще сверкали желтым
и алмазами. А потом исчезли и звезды, и небо подернулось розовой пеленой. И
я смотрел, как в последний раз в моей жизни восходит солнце.

СТИВ ДЖЕКСОН

Утром я проснулся от кошмаров, которые мучили, давили, терзали мой мозг, и
сел на постели. Я был в 703 номере отеля при Капитолии. Теплый, желтый луч сол
нца лежал поперек кровати. Я взглянул на часы: десять часов двадцать восе
мь минут. Я вспомнил все.
Двадцать восемь минут назад должны были казнить генерала Роберта Янси. П
олмиллиона получасов ушло в ничто с тех пор, как он родился, но последние п
олчаса тянулись для него дольше, чем все вместе взятые, потому что в начал
е этого получаса он был еще жив, а в конце мертв уже в течение нескольких м
инут.
Я снова лег и закрылся подушкой от безжалостного света.
Какой прок от того, что равнодушная (а может, дрожащая?) рука рванула рычаг,
вспыхнула красным светом целая панель огней, что-то тихо и безжалостно з
агудело? Возмездие восторжествовало. Зло наказано. Но кому от этого легч
е?
Может быть, Янси. Парадоксально, но именно Янси. Ибо он осознал смысл прожи
того и принял ответственность за содеянное. Он окинул взглядом свою жизн
ь и осудил ее. Он заклеймил свои поступки и смирился с их последствиями. Вс
е это я видел в нем, когда накануне посетил его.
А что сделал я?
Вчера вечером я сел в машину и поехал на запад от Нового Орлеана и Батон-Р
ужа. Ночь стояла безлунная. Я промчался по высокому мосту над темной реко
й, через долину, напоенную сладким ароматом, к расплывчатому пятну гориз
онта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129