Он чувствовал, что это убийство с лихвой
оправдано тем страхом и стыдом, который она заставила его испытать. Ему к
азалось, что это ее поступки внушали ему страх и стыд. Но когда он подумал,
он пришел к убеждению, что едва ли это было так. Он сам не знал, откуда взяло
сь это чувство страха и стыда, просто оно было, вот и все. Каждый раз, когда о
н соприкасался с ней, оно вспыхивало, жарко и остро.
Этот стыд и этот страх относились не к Мэри. Мэри только послужила поводо
м для проявления того, что было вызвано многими Мэри. И теперь, когда он уб
ил Мэри, напряжение, сковывавшее его мышцы, ослабло; свалился невидимый г
руз, который он долго нес на себе.
Трамвай шел по заснеженным рельсам; подняв глаза, он видел за окном, на пок
рытых снегом тротуарах, прохожих-негров. Этим людям тоже знакомо было чу
вство стыда и страха. Много раз он стоял вместе с ними на перекрестках и ра
зговаривал о белых, глядя на элегантные длинные автомобили, проносившие
ся мимо. Для Биггера и таких, как он, белые не были просто людьми; они были мо
гущественной силой природы, как грозовые тучи, застилающие небо, или глу
бокая бурливая река, вдруг преградившая путь в темноте. Если не переходи
ть известных границ, ему и его черным родичам нечего было бояться этой бе
лой силы. Но Ц грозная ли, нет ли Ц она всегда была с ними, каждый день их ж
изни; даже не называя ее вслух, они постоянно чувствовали ее присутствие.
Покуда они жили здесь, в черте отведенных им кварталов, они платили ей без
молвную дань.
Бывали изредка минуты, когда его охватывала безудержная потребность в е
динении с другими черными людьми. Он мечтал дать отпор этой белой силе, но
его мечты рушились, как только он оглядывался на окружавших его негров. Х
отя он был такой же черный, как и они, он чувствовал себя совсем не похожим
на них, настолько не похожим, что это делало невозможным общие стремлени
я и общую жизнь. Только под угрозой смерти могло так случиться, только есл
и страх и стыд загонят их всех в угол.
Глядя из окна трамвая на идущих мимо негров, он думал, что единственный сп
особ навсегда покончить со стыдом и страхом Ц это объединить всех этих
черных людей, подчинить их себе, сказать им, что нужно делать, и заставить
их делать это. Он смутно чувствовал, что должна быть такая сторона, куда ем
у и другим черным людям оказалось бы по дорого; такая точка, где сошлись бы
сосущий голод и беспокойные стремления ума; такой образ действий, в кото
ром и тело и душа обрели бы твердость и веру. Но он знал, что никогда этого н
е будет, и он ненавидел своих черных сородичей, и, когда он смотрел на них, е
му хотелось протянуть руку и убрать их с глаз долой. И все-таки он надеялс
я, безотчетно, но упорно. В последнее время он особенно охотно прислушива
лся к рассказам о людях, которые умели подчинять себе других людей, потом
у что в этом умении ему чудился выход из трясины, засасывавшей саму его жи
знь. Ему казалось, что когда-нибудь явится негр, который силой сгонит всех
негров в сплоченную толпу, и они двинутся и сообща одолеют стыд и страх. О
н никогда не думал об этом в конкретных образах: он это чувствовал; чувств
овал некоторое время и потом забывал. Но где-то глубоко внутри в нем всегд
а была жива эта надежда.
Страх принудил его затеять драку с Гэсом в биллиардной. Если б он был увер
ен в себе и в Гэсе, он не стал бы драться. Но он знал Гэса и знал себя Ц и был
убежден, что в решительный момент любого из них страх может вывести из ст
роя. Так разве можно было и думать о налете на лавку Блюма? Он боялся и не до
верял Гэсу и знал, что Гэс боится и не доверяет ему; и, попытавшись объедин
иться с Гэсом для общего дела, он с той же минуты возненавидел бы и Гэса, и с
ебя. В конечном счете, однако, его ненависть и надежда обращены были не к с
ебе самому и не к Гэсу Ц надеялся он на нечто доброжелательное и неясное,
что поможет ему и выведет из тупика; а ненавидел белых, потому что он чувст
вовал их власть над собой даже тогда, когда они были далеко и не думали о н
ем, чувствовал эту власть даже в том, как он сам относился к своему народу.

Трамвай полз по снегу; до бульвара Дрексель остался один квартал. Он подн
ял чемодан и пошел к выходу. Через несколько минут он узнает, сгорела ли Мэ
ри. Трамвай остановился, он вышел и, увязая в глубоком снегу, зашагал к дом
у Долтонов.
Дойдя до подъезда, он увидел, что машина стоит там, где он ее вчера оставил,
только мягкий снежный покров укутал ее всю. Рядом белел дом, большой и без
молвный. Он отпер ворота и прошел мимо машины, все время видя перед собой М
эри, ее окровавленную шею у самой дверцы топки и голову с вьющимися черны
ми прядками на куче промокших газет. Он помедлил. Еще можно повернуться и
уйти. Можно сесть в машину и к тому времени, когда кто-либо хватится, быть у
жи за много миль отсюда. Но зачем бежать без крайней надобности? Деньги у п
его есть, и он успеет сделать это, когда придет срок. И револьвер у него тож
е есть. Руки его дрожали, и ему трудно было отпереть дверь; но они дрожали, н
е от страха. Он испытывал какой-то подъем, уверенность, полноту, свободу; в
ся его жизнь сошлась в одном, полном высшего значения акте. Он толкнул две
рь и застыл на месте, с трудом вбирая ноздрями воздух. В красных отблесках
пламени темнела человеческая фигура. Миссис Долтон! Нет, она казалась вы
ше и полнее, чем миссис Долтон. О, это Пегги! Она стояла к нему спиной, чуть-ч
уть согнувшись. Она как будто всматривалась в закрытую дверцу топки. Она
не слышала, как я вошел, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143