Пора.
Макс пошел вперед; Биггер между двумя полисменами следовал за ним. Он не у
спел еще сесть, когда вошел судья. Он стоял, пока судья не сел, и потом устал
о опустился на свой стул. Макс встал и хотел заговорить, но судья жестом ос
тановил его.
Ц Биггер Томас, встаньте и повернитесь лицом к суду.
В зале слышался шум, и судья постучал по столу. Биггер поднялся; ноги у нег
о дрожали, и ему казалось, что его душит кошмар.
Ц Желаете ли вы о чем-либо заявить до произнесения приговора?
Он хотел открыть рот, чтобы ответить, но не смог. Да и все равно, он бы не зна
л, что сказать. Он покачал головой, туман застлал ему глаза. В зале теперь н
икто не шевелился. Судья провел языком по губам и поднял листок бумаги, ко
торый громко зашуршал в тишине.
Ц Ввиду имеющего место необычайного смятения умов суду вполне ясен его
долг, Ц сказал судья и остановился.
Биггер ощупью нашел край стола и вцепился в него пальцами.
Ц Постановление суда по делу номер 666Ц 983, по обвинению в убийстве: обвиня
емый Биггер Томас, двадцати лет, приговаривается к смертной казни, каков
ой приговор должен быть приведен в исполнение в пятницу третьего марта,
не позднее полуночи, способом, предусмотренным законами нашего штата. Ше
риф может увести обвиняемого.
Биггер понимал каждое слово; но как будто не слова, а лицо судьи было для н
его самым главным в эту минуту. Он стоял неподвижно; не мигая, он смотрел в
бледное лицо судьи. Потом он почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. М
акс усадил его на место. В зале стоял невообразимый шум. Судья стучал моло
тком. Макс, стоя, что-то говорил, но за криками Биггер не мог разобрать его с
лов. Ему надели наручники и повели подземным коридором обратно в камеру.
Он лег на койку, и что-то очень глубоко внутри его сказало: вот и кончено… в
от и кончено…
Немного спустя дверь отворилась, вошел Макс и тихо сел на койку возле нег
о. Биггер отвернулся к стене.
Ц Я поеду к губернатору, Биггер. Еще не все потеряно…
Ц Уходите, Ц прошептал Биггер.
Ц Но вы…
Ц Не надо. Уходите.
Он почувствовал руку Макса на своем плече, потом руки не стала. Он услышал
, как захлопнулась стальная дверь, и понял, что остался один. Он не шевелил
ся; он лежал неподвижно, потому что ему казалось, что, если не двигаться, мо
жно ничего не чувствовать и не думать, а это было все, чего ему сейчас хоте
лось. Мало-помалу напряжение отпустило его. В темноте и безмолвии камеры
он перевернулся на спину и скрестил руки на груди. Его губы искривила жал
обная гримаса.

Инстинкт самозащиты выключил из его сознания представление о дне и ночи
, потому что, если бы он думал о том, как встает и заходит солнце, о луне, о зве
здах, о тучах и дожде, ему пришлось бы тысячу раз умереть до того, как его по
ведут на казнь. Чтобы привыкнуть к мысли о смерти, он обратил весь мир за с
тенами своей камеры в бесконечный серый край, где не было ни ночи, ни дня, г
де жили чужие люди, которых он не понимал, но ему хотелось хоть раз войти в
их жизнь, прежде чем умереть.
Он теперь не ел; он просто проталкивал пищу в горло, не чувствуя ее вкуса, т
олько чтобы не сосало под ложечкой от голода, чтобы не кружилась голова. И
он не спал; просто иногда он на время закрывал глаза и потом снова открыва
л их, чтобы вернуться к своим думам. Ему хотелось освободиться от всего, чт
о стояло между ним и его концом, между ним и страшным, беспощадным сознани
ем, что жизнь прошла и ничего не решено, не найден смысл, не связаны воедин
о противоречивые стремления.
Приходили к нему его мать, брат, сестра, но он просил их сидеть дома, не прих
одить больше, забыть его. Приходил черный проповедник, тот, который дал ем
у крест, но он его выгнал. Белый священник стал было его уговаривать помол
иться, но он выплеснул ему в лицо чашку горячего кофе. После этого священн
ик не раз приходил навещать других арестантов, но у его камеры больше не о
станавливался. Это дало Биггеру ощущение собственной значительности, п
очти такое же, как в вечер разговора с Максом. В том, что священник сторони
лся его и, может быть, задумывался над причинами, побуждавшими его отказы
ваться от утешений религии, уже заключалось признание его личности на ин
ых основах, чем это было обычно для священника.
Макс сказал ему, что поедет к губернатору, и больше он от него никаких изве
стий не имел. Он не надеялся, что из этого выйдет что-нибудь; в своих мыслях
и чувствах он относился к этому так, как будто оно совершалось где-то вне
его жизни и не могло ни изменить ее, ни повлиять на ее исход.
Но ему хотелось увидеть Макса и еще поговорить с ним. Он думал о речи Макса
на суде и с благодарностью вспоминал ее страстный, проникновенный тон. С
уть речи ускользала от него. Но он верил, что Макс его понимает, и хотел пер
ед смертью поговорить с ним еще раз, чтобы так ясно, как только можно, почу
вствовать смысл, заключенный в его жизни и в том, что он должен умереть. Эт
о была единственная надежда, которую он берег. Если можно что-нибудь узна
ть твердо и наверняка, он должен узнать это сам.
Ему разрешалось писать три письма в неделю, но он не написал ни одного. Ему
не с кем было поделиться и нечем, потому что он в жизни никому и ничему не о
тдавался душой, разве только убийству. Что он мог сказать своей матери, бр
ату, сестре? Из старой шайки он дружил только с Джеком, и то никогда не был т
ак близок с ним, как ему хотелось. А Бесси умерла; он убил ее.
Иногда, устав копаться в своих чувствах, он говорил себе, что это он неправ
, он плохой. Если б он мог заставить себя в это поверить, это было бы решение
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143