Остаток вечера мы с Татьяной провели в напряженном молчании. Она продолжала на меня дуться неизвестно за что. Когда мы уже погасили свет, я решил, что последнее слово должно остаться за мной.
– Вот, пришлось опять из-за тебя врать. Зачем ты вспомнила про бикадала? – спросил я безо всякого предисловия, словно мы до этого не молчали, а только и делали, что обсуждали трехногого.
– Больно нужен мне твой безногий… А он что, как-то связан с твоим заданием?
– Напрямую. – Я снова покривил душой, но уж больно мне хотелось вызвать у Татьяны угрызения совести.
– Извини, не знала. Сказал бы…
– А почему ты его безногим обозвала? У него их целых три – больше, чем у нас.
– Не знаю. У животных их обычно четыре, вот и сказала – безногий.
Ее ответ меня заинтересовал.
– А у кого четыре крыла?
– У кого, у кого… у бабочек.
– А бабочки у кого? – настаивал я.
– Федррр, отстань… у японцев… спи давай, – пробубнила она еле слышно – гости ее утомили, и она уже засыпала.
Занятно, ведь Номура – японец. Точнее, его предки когда-то ими были. Мистика, как говорит Ванда. Напоследок я подумал, что если сегодня ночью мне приснится кто-нибудь трехногий, трехкрылый и с повадками Марго, то, пожалуй, придется сменить работу.
С утра я просмотрел новости. О моем деле там ни словом не обмолвились. "Спасение – предусмотрительным! – пророчествовало «Глобальное Страховое Общество» в промежутках между новостийными блоками. Ну как тут возразишь!
Разбирая почту, наткнулся на дело того самоубийцы, чье тело потом пропало из патологоанатомической лаборатории. Виттенгер решил, что раздело о смерти Эммы Перк закрыто, то почему бы и не выполнить мою давнишнюю просьбу.
Когда я взглянул на снимок жертвы, я понял, почему врач рекомендовал мне по крайней мере месяц избегать любых потрясений. Сердце учащенно забилось, затылок сдавила тупая боль. Я сполз с кресла на пол – почему-то мне казалось, что чем ниже я буду находиться, тем скорее пройдет дурнота. Я сел, прислонившись спиной к столу, потом лег. Потолок то надвигался на меня, то отодвигался. Татьяна с утра уехала в Университет, и ждать помощи мне было не от кого. К счастью, ничья помощь и не понадобилась: волны еще раз прошли по потолку и все успокоилось. Затих и тот шторм, что бушевал в моей голове. Я снова сел в кресло.
Если бы не две родинки под подбородком, то вряд ли бы я его узнал так быстро. Я продолжал вглядываться в снимок. Казалось, словно два разных изображения слились вместе. Одно из них в течение минуты я разглядывал в кабинете профессора Франкенберга. Другое изображение принадлежало существу из пещер Южного мыса. Я с трудом взял себя в руки и стал сопоставлять изображение жертвы и собственные воспоминания, какими бы смутными они ни были. Узкие скулы, тонкий нос, глубокие темные глазницы – все это скорее относилось к «туристу». Но у «туриста» было лицо ожившего мертвеца, а это… стоп. Голова совсем не работает – я же смотрю на снимок, сделанный уже после смерти. Разницу можно было бы сформулировать так: у «туриста» – лицо ожившего мертвеца, а на снимке – лицо умершего… чуть не сказал живца… – нет, человека, умершего буквально только что. К делу о самоубийстве прилагался единственный прижизненный снимок – с личной карточки жертвы. Нет сомнений – я видел этого человека на экране профессорского компьютера. Странно, теперь я назвал гомоида человеком. Но у него вполне человеческое имя – Джек Браун! Сведения о нем были крайне скудны. Жил один, работал… ого!. , техником в Институте антропоморфологии. Опять Институт! Однако, кроме названия места работы, в материалах дела не содержалось ничего такого, что указывало бы на связь Джека Брауна с Перком. СОБ пришла к выводу, что документы Брауна подделаны, хотя довольно искусно. В патологоанатомическую лабораторию тело привезли поздно вечером, а уже ночью оно было выкрадено, поэтому среди материалов дела не было результатов вскрытия.
Я связался с Витгенгером. Он сидел у себя в департаменте; говорить со мной из офиса ему не хотелось. Я сразу это понял и потому был предельно лаконичен.
– Привет, что-то давно тебя не слышно, – вяло поздоровался он.
– Привет-привет, дела были кое-какие… Спасибо за сообщение, ну, за то, последнее…
– Я понял, продолжай… – поторопил он меня.
– Только в нем кое-чего не хватает.
– И чего же?
– У последнего пациента отсутствует история болезни.
– Ее нет, – кратко ответил Виттенгер. Это и так ясно. Я спросил:
– Снимки тела успели сделать?
– Да.
– В обычном или расширенном диапазоне?
– Расширенном…
– Пришли.
– А тебе зачем?.. Стоп, не надо, не объясняй. Потом, при встрече… А босс в курсе?
Он сказал «босс», а не «твой босс» или «твой шеф», – словно у нас с ним один босс на двоих. Видимо, они с Шефом здорово сблизились, пока я был вне игры.
– В курсе, – соврал я не моргнув глазом.
– Хорошо, пришлю, – пообещал он.
– Спасибо. Тогда до встречи.
– Не за что. Пока.
Вот так история! Что только не делают гомоиды, чтобы их не обнаружили, – даже трупы воруют!
Через полчаса пришли снимки. Длинное, худое, истощенное тело. Что-то не срослось у господина профессора – сверхчеловеки оказались слабоваты. Но никаких намеков ни на трехкрылый треугольник, ни на какой-либо другой-опознавательный знак. Затея с самого начала выглядела безнадежной. Очевидно, Номура не из их компании.
Снимок Джека Брауна подтвердил опасения, зародившиеся в тот момент, когда я впервые увидел гомоида воочию. Отныне мне не следует надеяться на то, что два оставшихся гомоида будут походить на профессорские снимки. Вероятно, они делались давно – лет пять, может, десять назад, и с тех пор гомоиды сильно изменились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135