– Стас, как тебе не стыдно! Я же просила! – накинулась на него Татьяна. – Ну ни в чем нельзя на тебя положиться!
– Я… я больше не буду, – пообещал Стас.
– Не буду… уже приняли, значит, – продолжала она возмущаться.
Я стал ее успокаивать:
– Да ладно тебе, мы ведь так только, за встречу, за скорое выздоровление.
– А ты… а ты марш готовить еду для гостей, они вот-вот придут. – Наказание для меня оказалось не столь суровым, как я ожидал. Из ее слов следовало, что Стас на гостя не тянул.
Кроме него мы ожидали еще троих. Первой пришла лучшая Татьянина подруга Маргарита (для друзей – Марго). Они вместе учились на историческом. Про Марго всем известно, что она жуткая спорщица и болтушка, но вот касательно ее личной жизни, а в особенности касательно роли Стаса в этой самой личной жизни, известно мало. Следом за Маргаритой пришла парочка Татьяниных коллег – Йохан и Ванда.
Ванда – очаровательное маленькое существо с огромными, удивленно смотрящими на мир голубыми глазами. В этом мире наибольшего восхищения достоин, разумеется, Йохан, поэтому Ванда смотрит ему в рот, даже когда тот ест. О характере их взаимоотношений я мог лишь догадываться, но там тоже, видно, не так все просто, поскольку весь вечер Йохан то пододвигался к Ванде на то минимальное расстояние, когда пора начинать есть из одной тарелки, то, наоборот, отодвигался, едва не садясь Стасу на колени, – все трое ютились на коротком диванчике. Вновь прибывшие, как и Стас, пришли не с пустыми руками, и Татьяна постепенно смирилась с изобилием напитков на столе.
Йохан – из нас самый старший, в его волосах уже появилась седина, но ее было ровно столько, сколько требуется, чтобы женщины считали ее признаком зрелости, но не старости. Держался он солидно – так, как и подобает вести себя руководителю исследовательской группы, куда входили все, кроме меня. Таким образом, я оказался в подавляющем меньшинстве, но это меня только радовало, поскольку привлекать к себе внимание мне никак не хотелось. К тому же все понимающая Татьяна в корне пресекала любую попытку гостей заставить меня рассказать о моих приключениях, или, лучше сказать, злоключениях, так что, вопреки ожиданиям, мне не пришлось по этому поводу напрягаться. Татьяна и гости болтали, главным образом, об экспедиции на Сапфо. Экспедиция прошла не слишком удачно, поскольку никаких следов фаонских сапиенсов они не обнаружили.
– Словно чисто-чисто за собой убрали, – эмоционально рассказывала Ванда, – знаете, такое ведь часто с нами бывает, когда знаешь, что кто-то чужой был в твоем доме, но никаких следов нет. И непонятно, откуда это чувство… интуиция, что ли, не знаю, как назвать… Я читала, что когда люди впервые высадились на Фаоне, на Оркусе и на других землеподобных планетах, то они испытали то же самое ощущение – будто вот только что кто-то здесь был, но исчез бесследно прямо перед прибытием землян. Просто мистика какая-то!
– Мистика тут ни при чем, существуют методы, как отличить природные явления от следов деятельности разумных существ, – возразил Йохан.
– Ага, как раз до вашего прихода я рассказывал Федру про один из таких методов – про тот, что основан на модели рефлексирующего сознания.
Я так и думал, что Стас не удержится – ведь я же просил его не трепаться. Я пнул его под столом ногой; Стас замолчал, но ненадолго.
– Вы собираетесь писать об этом в своем журнале? – спросил Йохан настолько серьезно, что я понял: можно отвечать что угодно – он все равно читать станет.
– Пока не знаю, посмотрим…
– А что за моделирование такое, расскажите. – Марго почуяла, что наконец есть о чем поспорить. Стас, который уже потренировался на мне, начал довольно складно объяснять, но Марго его остановила:
– А, точно-точно, это мы на прикладной психологии проходили, помнишь, Тань?
Татьяна не помнила. Марго это не обескуражило:
– Я лично считаю, что всякое такое моделирование – это пифагорейство в чистом виде – «числа правят миром», фу, скучно и бесполезно. А бесполезно, потому что мыслим-то мы на языке, а язык наш совсем никудышный. К примеру, на нем нельзя толком объяснить, что мы считаем истинным, а что – ложным. Имея под рукой только такой убогонький язык, как ты сможешь описать принципы мышления, то есть принципы самого этого языка?
– А на каком языке, позволь спросить, ты только что изъяснялась? – нашелся Стас. – Если никакое суждение о мышлении не может быть истинным, то и твое в том числе.
– Твоей теории от этого не легче, – отбила мяч Марго и злорадно хихикнула: – Человек никогда не сможет понять самого себя, как нельзя деревяшку перепилить такой же деревяшкой.
– Отчего же, можно, – Йохан пришел на помощь Стасу, – только они обе при этом сотрутся. Обе – и одновременно. Боюсь, именно две трущиеся друг о друга деревяшки и моделируют процесс познания. Познание как способ самоуничтожения.
Выходит, он вовсе не собирался заступаться за Стаса.
– Вот уж угораздило нарваться на двух агностиков, – возмутился последний, – от трения, между прочим, еще и огонь бывает…
– И Йохан о том же, – Марго не дала ему закончить мысль, – смерть в огне, чего ж хорошего? Стас теперь отбивался от двоих:
– Нет, вы не поняли, огонь здесь символизирует плоды познания. А они есть!
– Ну и какие же, перечисли, – не унималась Марго. Исключительно из чувства противоречия.
У Стаса дыхание перехватило от возмущения. И, как неопытный игрок, ударил сразу козырем:
– Канал, например. Или он тебя не устраивает?
– Фу, тоже мне, удивил. При чем тут познание-то? Канал – это, можно сказать, подарок судьбы. Пространственная неоднородность, волею случая возникшая недалеко от солнечной системы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135