Застав Абметова у меня, он почему-то обрадовался.
– А, и господин Абметов здесь, отлично, отлично. Я вас все утро разыскиваю. – Он довольно потирал руки. – Как спалось после вчерашнего? – Это он уже мне.
– Спасибо, нормально, – ответил я.
– И зачем же, позвольте спросить, вы меня разыскиваете? – недовольным голосом спросил Абметов.
Вместо ответа Бруц ехидно так посмотрел на нас и, подмигнув мне, сказал:
– Понимаю, понимаю, беседуете, значит… – и, обращаясь теперь уже к Абметову, – вы не оставите нас одних, господин доктор?
Бесцеремонность Бруца несколько шокировала Абметова, однако он безропотно подчинился. Поведение начальника службы безопасности со вчерашнего дня претерпело некоторое изменение. Бруц решил, что теперь он с нами заодно и поэтому сможет из всей ситуации извлечь для себя какую-нибудь выгоду. Едва Абметов ышел, он заверил меня:
– Как я и обещал, полиции я не сказал ни слова. А где госпожа Татьяна?
– Здесь я, здесь. Где ж мне еще быть! – Татьяна вышла в гостиную. Как я и предполагал, Татьяна все это время подслушивала за дверью.
– Доброе утро, как спалось?
– Вашими молитвами, – огрызнулась Татьяна, – кого еще убили?
– Больше, к счастью, никого. Я зашел, чтобы вместе с вашим … э-э-э… другом, составить план, который помог бы нам поймать убийцу.
Не иначе как назначили вознаграждение.
– Даже так! – Татьяна не поверила своим ушам.
– Именно, именно так, – еще раз заверил ее Бруц. Интересно сколько, подумал я. Спросил:
– Причину смерти установили?
– Как я и сказал вчера – в него разрядили цефалошо-кер. Следует заключить, что госпоже Бланцетти еще повезло.
– Из лавки было что-нибудь украдено?
– Не похоже… Но, как вы понимаете, точно установить это невозможно. Лавку обыскивали, вернее, ее начали обыскивать, но кто-то спугнул преступников. Либо они нашли, что искали, и не стали обыскивать дальше.
– И что вы теперь намерены делать?
– Признаться, я хотел сперва выслушать вас, – с легким сарказмом ответил Бруц.
– Ну мой-то план прост: составить список всех одиноких молодых мужчин, проживающих в вашем отеле. Надеюсь, их будет не так много…
– Вот в этом вы ошибаетесь, – перебил он меня, – в отеле проживает около двух тысяч человек, что, согласитесь, немало. А сейчас здесь полно студентов на каникулах. Многие из них любят путешествовать в одиночку. Паломники, опять же…
– Какие еще паломники? – спросили мы с Татьяной хором.
– Извините, это наш местный жаргон. Так мы называем тех, кто приезжает на Оркус специально, чтобы испытать воздействие его поля.
– А для чего им это? – поинтересовалась Татьяна. Бруц не слишком уверенно ответил:
– Эти люди, то есть паломники, считают, что ложные воспоминания – это язык, на котором с нами общаются прежние жители Оркуса, гоморкусы то есть. По мнению паломников, гоморкусы конструируют свои сообщения из того, чем наполнены наши головы. Если вдуматься, то это самый простой способ для передачи сообщений – как бы без посредника, прямо сразу в голову…
– Какая чушь! – возмутилась Татьяна. – Ну и что гоморкусы им насообщали?
– Паломники не любят об этом распространяться. И вообще, они люди замкнутые – варятся в своих воспоминаниях. В отеле их полным-полно. Кстати, вы никогда не сможете отличить паломника от обыкновенного туриста.
– Хорошо, проверяйте всех – и студентов, и паломников.
– Но таких людей десятки, если не сотни, – возразил Бруц.
– В отеле установлены телекамеры? – спросил я.
– Только в вестибюле – там, где проходят регистрацию.
– Прекрасно! В таком случае у нас есть изображения всех подозреваемых – ведь день и время прибытия каждого постояльца вы фиксируете.
– Фиксировать-то фиксируем, но, как я уже сказал, подозреваемых может быть очень много. К тому же, убийца не обязательно постоялец отеля – чего, кстати, я всячески желаю.
– Нам нужно с чего-то начинать. Все записи, возможно, и не понадобятся. Первым делом проверьте тех, кто въехал в отель в течение последней недели, потом посмотрим. И вот еще что… Вы, наверное, сумеете это сделать. Попробуйте установить, не остановился ли в каком-либо оркусовском отеле некий Фил Шлаффер. И то же самое касательно Лесли Джонса, если, конечно, получится, – попросил я.
– Ладно, как скажете, – нехотя согласился Бруц.
– Тогда это пока все, – сказал я важно – будто он был моим подчиненным. Бруц так не считал:
– Все-таки вы чего-то не договариваете…
– Вам это только кажется, – убежденно ответил я, – а теперь, извините, нас ждут дела.
– О да, я понимаю, – усмехнулся Бруц, – конечно, конечно, не смею вас больше отвлекать своими пустяками. – Он театрально раскланялся и вышел из номера.
– Фигляр! – обругала его Татьяна. – Чего, спрашивается, он тут паясничает?
– Он умнее, чем мы думаем, вот и старается нам это доказать, – заключил я.
До самого обеда мы из номера никуда не выходили. За обедом Абметов (мы его специально пригласили) вел себя подозрительно непринужденно, много шутил и даже сказал пару тостов за скорейшую поимку гомоидов, но говорил он о них весьма иносказательно. Мы с Татьяной морщились, скрипели зубами и едва сдерживались, чтобы ему не нагрубить. Суп из хобота молодого птероркуса окончательно испортил мне и настроение, и аппетит.
– Бедный птероркус, – вздохнула Татьяна, помешивая ложкой тонко нарезанные колечки. В ответ Абметов принялся перечислять достоинства земной кухни. Он дошел до сравнительного анализа птероркуса и курицы, когда я не выдержал и сказал ему:
– Вы вчера так и не доказали, что нестабильные сапиенсы должны сами себя уничтожать. Если они кого и уничтожают, то только людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135