Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.
Рабочий день начался полчаса назад, и те сотрудники, что предпочитали утреннюю пробежку вечерней, уже покинули лес. Я снова был один, но вот что странно: ларсонов-ский розыфыш так меня встряхнул, что за все время прогулки я ни разу не вспомнил о своих вчерашних страхах. Или, лучше сказать, страх ни разу не вспомнил обо мне, хотя я о нем как раз вспомнил, но только под конец прогулки – когда шел к стоянке; и я удивился, почему это он не появляется. На Ларсона я больше не обижался, но в Отдел так и не пошел. Вместо этого я с полчаса покружил над горолом, затем полетел к Институту антропоморфологии.
Я поджидал Типса у заднего выхода корпуса "D". Фла-ер припарковать здесь было негде, пришлось коротать время сидя на бетонной скамье напротив выхода. Через десять минут я пожалел, что с утра не надел куртку с обогревом. Техники из службы энергоснабжения и регенерации дежурили посменно. Их утренняя смена заканчивалась, когда у всех остальных сотрудников Института наступало время обеденного перерыва. Долговязый, угрюмый Типе появился в компании сослуживцев. Я окликнул его:
– Типс, можно вас на пару слов. Он покосился на коллег.
– Мы тебя подождем, – сказал один из них.
– Лучше не стоит, – каменным голосом посоветовал я.
– Я тебя предупреждал, что они от тебя не отстанут, – напомнил Типсу его коллега. Остальные техники, включая Типса, посмотрели на него с какой-то странной укоризной. Наверное, он у них был признанным занудой. – Ладно, держись, – ободрил зануда.
Поочередно оглядываясь, они пошли вдоль корпуса Института по направлению к стоянке.
– Ну что вам еще?! – спросил Типе недовольно. – Меня уже три раза вызывали. Не знаю я ничего про этого Брауна.
– Два, – поправил я его, – два раза вызывали. В «Деле Брауна» я нашел только две записи беседы с Типсом. Он вскинул подбородок и пропыхтел:
– Ну два, и что с того?
– Вы куда шли? К стоянке флаеров? – спросил я, с трудом вынося его грубоватый тон.
– Вообще-то мне к «трубе», – ответил он уже мягче.
– В таком случае я вас довезу куда скажете, – пообещал я ему, – но прежде мы немного побеседуем. Когда вы познакомились с Брауном?
– Полтора года назад, может, чуть больше. Об этом у вас все записано. Со мной беседовал этот, как его… майор, по-моему…
– Виттенгер, – подсказал я.
– Да, он самый, – подтвердил Типе, – он уже не ведет это дело?
– Виттенгер занимается убийствами. Браун не его клиент. Итак, вы познакомились полтора года назад. И с тех пор вы работали в одной смене?
– По-разному – то в одной, то попеременно…
Он, по-видимому, хотел напомнить, что об этом он тоже уже говорил Виттенгеру, но промолчал. Я снова спросил:
– Почему вы назвали Брауна недоумком?
– Так вот вы про что… Что, я прямо так и сказал?
– Все записано, – подтвердил я. Если до этого он только пыхтел, то теперь точно вскипел:
– Да пусть хоть трижды записано – я же вам не врач! Я говорю, что думаю. Будь я психиатром, может, и обязан был бы объяснять почему да зачем. Но котелок у Брауна плохо варил, это факт!
– Вот о фактах мне и расскажите. Типе нахмурился.
– Забывал он все. Витал где-то в облаках. Случалось, десять раз ему повторишь, что, мол, к примеру, завтра септофлотатор надо поставить на профилактику, а придешь утром – опять все забито. А он глядит тебе в глаза, радостный такой, будто так и надо! Или возьмите хоть барионную центрифугу…
– Не надо брать центрифугу, – предостерег его я, – итак, Браун страдал забывчивостью, вы это хотели сказать?
Типе расстроился, что я не дал ему дорассказать про центрифугу.
– Не забывчивость это была. Я сам иной раз забуду у протомайзера турбулятор отключить. А Браун… Как будто не ему объясняешь, понимаете? То человек как человек, то словно в упор тебя не видит, как автомат какой-то или как во сне. И взгляд другой. Я все твержу ему: ты подумай сперва, прежде чем что-то сделать, а он кивает – да, мол, понял, подумаю, а барионную центрифугу заклинило, как в прошлый раз…
Они что, все здесь такие, размышлял я.
– Вам куда? – спросил я его. За милой болтовней, мы дошли до стоянки флаеров.
– Как куда? – переспросил он. – А, домой, в смысле… в Восточный Пригород.
Я отвез его, потом направился к своему термитнику. Дома меня ждала записка от Татьяны, мол, ей нечего надеть и что перед поездкой она непременно должна обновить свой гардероб, поэтому жди теперь ее только к вечеру.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
OPKУC

На рейсовых пассажирских кораблях экскурсоводы не предусмотрены. Зато среди пассажиров всегда найдется экскурсовод-любитель. Сидевший впереди нас господин провозгласил во всеуслышание:
– Оркус – это пародия на нормальную планету. Вы спросите почему, – обратился он к пожилой соседке справа. Та ничего не ответила – общительный попутчик донимал ее всю дорогу. – Ну вот, например, как мы представляем себе поверхность Фаона или пусть даже Земли? Если забыть про то, что в целом форма любой планеты близка к шарообразной – тут, надо признать, Оркус вполне традиционен, мы мыслим поверхность планеты как нечто плоское и лишь местами выпуклое, то есть гористое. Можно сказать, что в этом виноваты океаны – они, по определению, плоские и занимают большую часть поверхности как на Земле, так и на Фаоне. Но даже на тех планетах, где океанов нет, например, на Марсе или на Хармасе, зрительно картина та же самая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135