поэт бывал на приемах, которые возглавляла Рашильд, эта шовинистическая пифия, обожающая тематику по меньшей мере двусмысленную; словом, Аполлинер как бы принадлежал к клану и тем не менее не избежал ее гнева и злобы даже тогда, когда уже несколько лет покоился на кладбище Пер-Лашез.
Но вернемся к Жарри, который как коренной бретонец, а стало быть представитель народа, пожалуй, самого консервативного во Франции, не мог, хотя бы по своему происхождению, вызывать неприязнь Мадам, как называл ее этот порою опасный литературный смутьян. Дружбой с Жарри Рашильд оттеняет себя, как некоторые красивые женщины оттеняют свою красоту, держа при себе пантеру или злющую обезьянку. Она рассказывает о нем с этакой снисходительностью и сочувствием. Но даже она, объясняя его небрежность в одежде, отсутствие светского лоска, распущенность, алкоголизм и грубость, ухитряется оценить некоторые черты, не позволяющие отнести его к числу безнадежных дебоширов. Его отношение к близким отличалось глубокой нежностью и добросердечием, что видно из оставшихся после него писем к ней, Валлету, доктору Сальта, с которым он переводил «Папессу Иоанну».
Письма эти, касающиеся встреч. Совместных обедов, корректур и репетиций «Юбю», отмечены вежливостью и полным пониманием общепринятых норм, А повседневные выходки поражают чудачеством скорее литературным или театральным, но уже настолько привычным, что это составляет одно целое с живым человеком. Эпатирование буржуа стало неискоренимой привычкой Жарри, так что не было приема или встречи, где бы он не отличился какой-нибудь ошеломляющей выходкой. Крашенные в зеленый цвет волосы Бодлера, гашиш и двусмысленная связь с Жанной Дюваль все еще вмещались в каноны постромантической эстетики наряду со школярской анархичностью Жарри. Но и Жарри не был лишен некоторых человеческих слабостей, из которых одной, как мы уже упоминали, являлась предупредительность к друзьям, другой же — скрупулезность в финансовых отношениях. Жарри, разумеется, вечно был в долгах, вино и своеобразные эротические наклонности поглощали больше, чем он мог заработать литературой, так что приходилось занимать. Но из каждого нового гонорара он стремился отдать хотя бы часть долгов, и одной из главных его забот на смертном одре были именно неоплаченные долги. Особенно он старался расплачиваться в кабачках и барах, причем был так щепетилен, что, когда после одного дебоша, закончившегося стрельбой, Аполлинер поспешно увел Жарри из кабачка, опасаясь полиции, Жарри, сидя в фиакре, вырывался, крича, что не расплатился за выпивку.
После памятного вечера в кафе «Солей д'Ор», переименованного в кафе новое грустное название которого, по мнению Аполлинера, ускорило провал поэтических вечеров, Аполлинер часто виделся с Жарри. Особенный трепет вызывали ночные прогулки, директором которого был отец молодого скульптора, приятеля Жарри, Деникер. Ботанический сад, один из старейших садов Парижа. В отличие от парка Монсо, куда ходят под присмотром гувернанток дети состоятельных буржуа в белых костюмчиках, Ботанический сад, находящийся в старом, даже несколько старомодном районе Парижа, хранит в себе аромат старой доброй Франции, причем в буквальном смысле, так как соседствует с винными погребами километрами тянущихся подземных складов, снабжающих Париж тысячами гектолитров национального напитка. Молодой Деникер, отец которого жил в одном из павильонов рядом с музеем, имел право входить в сад в любое время не только дня, но и ночи, чем усердно пользовались и сопровождающие его молодые люди со своими приятельницами.
Но не прогулка среди вековых деревьев. Аромат цветов и необычная лунная пустынность аллей, предоставленных в это время в полное распоряжение молодых гуляк, не это было главным удовольствием этих ночных вылазок, в которых иногда участвовали Пикассо и Аполлинер... Трепет будила только та часть парка, где размещался зоологический сад: рев львов в ночи, шорох огромных змей, скрывающихся во мраке клеток, печальные, улетающие вдаль крики экзотических птиц и неожиданная вспышка красных глаз насторожившегося волка или гиены,— вот что вызывало необычное, волнующее чувство. Так что прогулки эти сопровождались истерическим визгом молодых дам, отважными выходками кавалеров, импровизированными рыцарскими тирадами и не всегда верными цитатами из книг школьной поры.
В рассказах Жарри дикие звери занимали особое место, кроме того он любил хвастать, что знает безотказный способ укрощения их в случае надобности. Известен его рассказ, как однажды ему удалось привести двух убежавших пантер, словно кротких собак, обратно в клетки. Прославленный способ состоял в том, чтобы смело преградить им дорогу со стаканом из-под только что выпитого вина. Дикие звери кидаются к нему, а он подсовывает им пустой стакан. Укрощенные одним этим жестом пантеры послушно идут в клетки и безропотно позволяют закрыть себя там.
Метод этот, как утверждает Жарри, безотказен при укрощении львов. Вид пустых стаканов поражает не только людей, но и самых жестоких зверей, от страха эти существа становятся мягкими и с ними можно в это время делать все что угодно.
Необычный этот дебошир: бродяга, в соответствии с традиционными жизнеописаниями выдающихся людей, уже в гимназии проявлял необычные способности и отличался своеобразием наклонностей. Рассказывали, что по ночам он вообще не спал, другие утверждают, что в последних классах он проводил ночи в одном из публичных домов Ренна. Как бы там ни было, он был таким способным учеником, что ежегодно при переходе в следующий класс получал первую награду по математике, английскому и латыни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95