Его привлекал Париж центральный, бульвары, яркий хоровод красиво одетых парижанок, шум колясок, скрежет омнибусов, этот головокружительный парад мелкобуржуазного преуспеяния, дефилирующего перед столиками кафе возле Оперы, тех кафе, которые после второй мировой войны стали уже пристанищами валютчиков и хорошо одетых подозрительных субъектов. Картины эти, отсутствующие в его поэзии, пропитанной экзотикой и меланхолическими настроениями, нашли себе место в прозе, сочиняемой для Вилли, бульварного романиста, любителя рискованных тем, литературным негром которого долгие годы был Туле. Сюда, в бар «Де ля Пэ», приходил Аполлинер, чтобы встретиться с Туле, потом с Дебюсси и Пикабиа, интересующийся всем, каждому близкий и ни к кому и ни к чему не приверженный.
Поэтическая география Парижа отчетливо показывает нам, что монмартрский путь был хотя и важным, но только одним из многих путей Аполлинера. Столь же близким был ему левый берег Сены, Латинский квартал, поэтическое сердце столицы. Места, опустевшие после смерти Верлена, в кабачках возле Люксембургского сада и вокруг Одеона, привлекают связанной с ними еще живой легендой, между пятым и шестым кварталами Парижа еще бродит ночная тень Вийона, не случайно литературные вечера, в которых принимал участие Аполлинер, устраивались в левобережных кафе и погребках. Охотнее всего встречались в «Омнибус-баре», в бистро на улице Сены и в «Вандеэн» на улице Пренс. Отмечается артистическая миграция, она распространяется на весь Левый берег, захватывает Сен-Мишель и Обсерватуар, пока наконец все кочевье не обосновалось, как в удобном гнезде, в кафе «Клозери де лила», где, начиная с девятьсот седьмого года, долгое время происходят вечера журнала «Вэр э проз», собирающие писателей, часто традиционных по вкусам, которые, несмотря на различные, порою просто противоположные художественные программы, близко сошлись с молодым Монмартром. Каждый вторник Пикассо и Фернанда Оливье пересекали весь Париж, от улицы Равиньян до окраин Люксембургского сада, чтобы в клубах дыма, среди блистательных шуток и тирад наслаждаться сладостью новой дружбы. Как это обычно бывает, возле мест, посещаемых артистической публикой, возле всех этих «имен» кружил рой девиц, молодых оригиналок, претенциозных «синих чулок», очаровательных снобов в юбке или просто кандидаток для свободной совместной жизни. Некоторые из них вошли в историю как будущие подруги художников, ставших великими, другие пополнили запас анекдотов забавными фразами, вроде:
«А почему на картине Лот-река у меня под носом шпинат?» В «Клозери де лила» Поль Фор влюбился в прелестную и серьезную девицу из провинциальной приличной семьи, которая, привлеченная легендой, возникшей вокруг «Клозери», появилась там как-то с отцом и, чинно сев к столику, оглядывала все вокруг любопытствующим и внимательным взглядом. Покоренная непреходящим, чарующим и очень поэтическим чувством, которым воспылал к ней Поль Фор, она вышла за него замуж, разделив с ним сладость популярности и славы, по тем временам довольно громкой, но не очень-то признанной историей. Наряду с ним она принимала почести как жена короля поэтов и совершила со своим Полем перед самой войной триумфальную поездку по Европе, описание которой, в фолибержерском духе, столь мало считающееся с реалиями и столь типичное по незнанию чужестранной географии, которое характерно для наших французских друзей, нашло место в книге воспоминаний Поля Фора. «Их величества» посетили и Польшу, где король поэтов принял от своих почитателей полагающуюся ему толику лавров, после чего вернулся во Францию, где жил долго и счастливо восторженным старцем, окруженным толпой внуков, и все еще знаменитым, главным образом как автор стихов— «Если бы парни всей земли...»
Не отказал ему в своей симпатии и Аполлинер, с прирожденной щедростью назвав его «воплощением поэзии». Поль Фор принадлежал к инициаторам литературных вторников в «Клозери де лила», где постоянно бывал Аполлинер, окруженный группой верных друзей. Были среди них и друзья школьных лет, с которыми Аполлинера связывали воспоминания (обычно обязывающие и глубокие) о первых совместных поэтических опытах, пропущенных уроках и поездках на лодке по морю, первые переживания от прочитанного и первые напечатанные стихи. Вместе с Туссен-Люка, способным правоведом, который стал потом помощником префекта, юношей состоятельным и немного скучноватым, предусмотрительно сторонящимся богемы, всегда в назначенный час являлся Луи де Гонзаг Фрик, известный тем, что каждое утро приносил Аполлинеру яблоко, прописанное поэту врачом как средство от нервного кашля. Именно Гонзаг Фрик, найдя парижский адрес Аполлинера, бывшего приятеля по лицею, позвонил на рассвете в его квартиру и еще полусонному хозяину, трясущемуся от холода в ночной рубашке, прочитал без запинки «Полуденный отдых фавна» Малларме. И наконец последний из этой вереницы, но самый близкий, Рене Дализ, внимательный друг, названный по имени в «Зоне», они вместе прошли через мальчишескую религиозную экзальтацию, подготовившую дорогу поэтической экзальтации.
Дализ—это был псевдоним, собственное же имя его было Дюпюи. Рене был сыном редактора социалистического журнала «Ле солей», несколько лет плавал, состоя по велению сердца на морской службе. Первая после ряда лет неудачная встреча Аполлинера с Рене Дализом вошла в историю, служа свидетельством рассеянности и непунктуальности поэта. Открытку с предлагаемым сроком встречи он послал только в день назначенной встречи, неудивительно, что молодой морской офицер ушел в далекий рейс, не повидав лучшего друга детских лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95