Потом излюбленным развлечением стало вводить в моду то или иное бистро или пивную, например пивную на улице Кристин. Но чаще всего из этого ничего не получалось, кафе надоедало самим первооткрывателям, и все снова возвращались в свои любимые норы на улицы Сены, на Чонмартре и на Буль-мише.
В общем, разные бывали пристанища во время скитаний по Парижу. Страстью Аполлинера было собирать необычные предметы, старые и новые, нередко самого непонятного назначения. Так что его знали большинство торговцев, к которым он регулярно заходил чтобы, роясь в груде старых поломанных подсвечников декоративных пуговиц, причудливых цветов из фаянса трубок и вышедших из моды ламп, поболтать с владельцами этих редко посещаемых лавочек о происхождении, истории и назначении собранных ими древностей. Покупать он редко что покупал, но, несмотря на это, его всегда радостно встречали чудаки, чувствующие свое родство с этим страстным любителем, сочиняющим необыкновенные истории о сломанном дамском зеркальце с резной ручкой, эфесе старой сабли, огромном ключе или обрывке выщербленного ожерелья, а то и о старинном биде из меди или олова или треснувшем фаянсовом тазу. Настоящим райским местом для него были маленькие сумрачные антиквариата на улице Бак, о которых упоминал еще Стендаль, неотапливаемые и полные пыли, куда только косноязычный колокольчик извлекал со второго этажа или из глубины помещения такую же угрюмую, как лавка, старуху владелицу, даже летом закутанную в шаль, или владельца в небольшой треуголке на голове. Потому что для Аполлинера настоящему интересные антиквариата начинались лишь с второсортных и ниже. Элегантные магазины с подлинной или поддельной мебелью какой-то там эпохи, на полированную поверхность которой ежедневно ставят вазы со свежими цветами, пугали мещанской скукой, чудачество коллекционера сказывалось в особом интересе к ветоши, к таким предметам, как поломанные рамы, необычайные хрустальные шары, потрепанные альбомы со старыми открытками. Иногда это была просто груда сваленного железного хлама на тротуаре улицы Муффетар, которая задерживала его чуть не на час, потому что там был погнутый кувшин из старой меди или часть выложенной бляшками конской упряжи. Тогдашний Париж был неисчерпаемым складом этих пре-небрегаемых сокровищ, интересовались ими только старьевщики или чудаки. Сейчас-то в Париже слишком много людей занимается коллекционированием, настоящие любители не выдерживают конкуренции с тысячами оборотистых, которые как-то проведали, что нынче стоит собирать все, даже зубочистки — всегда наступит момент и найдется кто-то, кто купит это как примечательность нашего времени да еще за недурные деньги.
А тогда искусство понималось более узко. И таким же узким было понятие прекрасного, искусство имело свою резко очерченную область, свою базовую сторону и свою элитарную клиентуру. Казалось, что всего лишь миг назад импрессионизм совершил в нем потрясающий тематический перелом, введя в картины жесты и мимолетность каждого дня, а на него уже готовилась новая атака, куда серьезнее, грозящая сокрушить бесповоротно воображаемые плотины, отделяющие так называемое прекрасное от так называемого уродливого в искусстве. Интерес к необычным предметам заставил Аполлинера освоиться с этой истиной задолго до того, как он понял и проникся замыслами своих воинственных друзей-художников. Нынешний Марше-о-Пюс, так называемый Блошиный рынок в квартале Сент-Уэн на окраине Парижа, еще не был тогда приманкой богатых американок, разыскивающих старое серебро и картины, тогдашние торговцы были настоящими торговцами стариной, а не просто похуже одетыми окраинными антиквариями.
Там действительно покупали за гроши все, начиная от старых зонтиков, оленьих рогов и искусственных кошачьих глаз до подлинных голландских мастеров, извлеченных из-под пыльной груды олеографий. В этом царстве хлама Аполлинер чувствовал себя как дома. Он разглядывал, фантазировал, особенно когда попадался ему товарищ, столь же неравнодушный к прелестям старины. Например, Морис Дюфрен, потомственный моряк, путешественник и художник с прелестным детским воображением, «отправляющийся на Блошиный рынок, как на покорение Америки», и так любящий фантастику и мифологические сказки, что ни одна из историй, сочиненных Аполлинером, не казалась ему неправдоподобной.
В «Колоритных современниках» есть одно описание, незабываемое для каждого, кто понимает страсть к собирательству необычных предметов и возбуждение при виде груды таких предметов. Это отрывок, дающий описание визита к одному любопытному человеку, эрудиту, критику, знатоку геральдики, военного снаряжения, языка древних восточных символов и, как видно из этих необычных воспоминаний Аполлинера, собирателю раритетов.
«Едва заметив его, я машинально кланяюсь. Комната его поглощает все мое внимание. Пол завален книгами в прекрасных переплетах, эмалями, предметами из слоновой кости, из хрусталя и перламутра, компасами, фаянсом из Родоса и Дамаска и китайской бронзой. Слева от двери, на столе белого дерева, груда камей и резных камней, древних греческих гемм, этрусских скарабеев, колец, печаток, африканских божков, игрушек, кубков, чаш.
Перед столом. Под стеной слева, до самого конца комнаты тянется огромная гора книг, разного рода старого и нового оружия, есть там части снаряжения, трости, иконы. Справа от дверей на раскрытом ночном столике стоит сосуд, до краев наполненный старинными часами. Рядом железная кровать, стена над которой до самого потолка увешана множеством миниатюр — портретов военных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95