Новые литературные критерии вырабатывались в «Нувель ревю франсез», но Аполлинер не имел ничего общего с этим журналом, что же касается другого известного ежемесячника «Меркюр де Франс», то Аполлинера отталкивала его грозная покровительница — писательница Рашильд, с экзотической прической в восточном стиле, вся обвешанная серебряными побрякушками. Мадам Рашильд не жаловала поэта, и все же он аккуратно каждую неделю являлся на сборища «Меркюр де Франс», держался там в сторонке, укрывшись в амбразуре окна вместе с Полем Леото, который также не симпатизировал Рашильд из-за того, что та держала под каблуком главного редактора журнала Валлета. В редакции «Меркюр» случались любопытные происшествия: респектабельный и сдержанный Анри де Ренье был однажды вовлечен в круг танцующих самим хозяином дома; в другой раз, следуя велению моды, был устроен импровизированный спиритический сеанс, вертелись столики и т. д. и т. п. Какой смысл лишать себя столь невинных развлечений? Тем более, что Мари все чаще отказывалась проводить с Аполлинером вечера; примерно в то же время женился Делоне, дом которого стал для поэта прибежищем от скуки, одиночества и невзгод. Делоне написал портрет Аполлинера, по замыслу художника он должен был производить впечатление незаконченного; весной 1912 года портрет был выставлен вместе с другими картинами Делоне, а также Мари Лорансен. Молодая чета — Делоне женился на русской художнице Соне Терк, которая под влиянием мужа начала писать в его стиле,— молодая чета, повторяем, привлекала к себе все сердца особенно, потому что не боялась житейских трудностей и умела выходить из положения. Соня любила одеваться и, чтобы раздобыть необходимые для этого средства, решила превратить свою женскую слабость в силу: ее эксцентрические выдумки начали воплощать в жизнь лучшие портные того Бремени, по ее рисункам стали выпускать модные ткани, рекламировались ее смелые колористические контрасты. Свои изобретения она обычно пробовала на себе и чаще всего удачно. Моде этой Делоне дал название «симультанная», он сам втянулся в эту игру, и вскоре...
Аполлинер уже писал в одной из своих журнальных хроник: «Симультанный орфизм создал новый стиль одежды, который нельзя замалчивать. Стиль этот дал бы Кар-лейлю любопытный материал для одной из глав его книги.
Мсье Делоне и мадам Делоне — новаторы, они не стремятся следовать за старой модой, они тесно связаны с современностью. Их принцип не обновление покроя одежды, по указке моды, а воздействие на моду; они стараются внести новизну в окраску ткани, чрезвычайно разнообразную по своим цветам.
Вот, например, образец, созданный Робером Делоне: фиолетовый пиджак, бежевый жилет, брюки очень темного, почти черного цвета. Или: красное пальто с голубым воротником, красные носки, желто-черная обувь, черные брюки, зеленый пиджак, жилет небесного цвета, узенький красный галстук.
А вот описание одного из симультанных платьев мадам Делоне-Терк: костюм лилового цвета, длинный лилово-зеленый пояс, под жакетом — блузка, где яркие цвета чередуются с блеклыми, бледно-розовый сменяется цветом танго, лазурь и пурпур представлены различными тканями, такими, как полотно, тафта, тюль, домотканная материя и полосатый шелк.
Эта пестрота производит выгодное впечатление. Она сочетает элегантность с фантазией».
К счастью, парижскую публику удивить нелегко. В одной из рецензий на гастроли русского балета кто-то из благосклонных критиков уверял читателей, что русская художница Наталья Гончарова ввела в Петербурге футуристическую моду на разрисовку женских лиц анималистскими или просто абстрактными узорами. Рядом с такими идеями бледнели мелкие экстравагантности Сони Делоне.
Русское искусство праздновало в те дни в Париже свою победу. На этот раз после триумфов Гоголя, Чехова и Достоевского Париж был завоеван русским балетом. Точнее, балетом Дягилева. Организованные Дягилевым в Париже выставки русской живописи нашумели уже в 1907—1908 годах; концерты с участием Шаляпина, которого Дягилев открыл парижской публике, стали настоящим событием; уже первое представление русского балета— его привез в Париж Дягилев, огорченный неудачей у себя на родине,— принесло полный успех. Энтузиазм публики на премьере был столь бурным, что даже нарушил изысканную атмосферу спектакля. Во время оваций дамские прически растрепались, ладони мужчин и женщин вспухли от аплодисментов: Нижинский, Павлова, Фокин вызвали своими плясками почти религиозный экстаз.
Декорации Бакста и Бенуа. Живые, яркие, увлекали, будили воображение, и глаз, привыкший к невыносимо старомодным шаблонам или же символистским полутонам, полумраку или просто туману, испытывал подлинное наслаждение. Некрасивый убогий театр Шат-ле, напоминавший рыночный павильон, казалось, рухнет под бурей приветственных кликов и рукоплесканий. В этот майский вечер дамы в легких декольтированных платьях, ниспадавших до земли, и в бриллиантовых диадемах разъезжались по домам в высоких тогдашних автомобилях и каретах, одурманенные тревожащей душу поэзией «Князя Игоря» и половецких плясок. Театральные критики всполошились не на шутку. Рецензенты начали бить тревогу: французская традиция, французское искусство, французское чувство меры поставлено под угрозу, нас может затопить восточное варварство в искусстве. Но поздно, успех русского балета уже нельзя было отменить. С тех пор Дягилев каждый год появлялся в Париже с новой премьерой, искусство его становилось все более зрелым, более национальным. Он показал парижской публике «Шехерезаду», «Жар-Птицу», «Петрушку», «Весну Священную».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95