Моргаус настаивал, что поступил в рамках закона».
— Это мы еще посмотрим! — крикнул Самсон,
«Гульда Дурн, присутствовавшая при разговоре, была очень расстроена. Она отрицала какое бы то ни было знакомство с содержанием уничтоженных документов. Она якобы даже не знала о их существовании, хотя не отрицает, что в последние годы через ее руки прошла значительная часть личной переписки матери.
Вывод: Рекомендую окружному прокурору немедленно выяснить правовую сторону этого вопроса. Если Моргаус превысил права, предоставленные ему штатом как слуге закона, возбудить про-
тив него дело, а если это невозможно, передать весь вопрос в ассоциацию адвокатов.
В управлении почти все считают, что уничтоженные документы содержали какие-то сведения, имеющие отношение к расследованию преступления...»
— Старик Квин распалился, — заключил окружной прокурор спокойным голосом. — Это впервые с тех пор, как я его знаю, он проявляет такую мстительность. Видно, что дело его сильно задело.
Не хотел бы быть на месте бедного Моргауса... Мэр тяжело поднялся.
— На сегодня достаточно, джентльмены, — сказал он. — Все, что мы можем сделать, это надеяться на лучшее и ожидать, какие события принесет завтрашний день. Из донесений, поступивших от инспектора Квина, я делаю вывод, что он ведет следствие в меру своих способностей, и мы все надеемся на.него. Я немедленно сделаю заявление в этом духе для представителей прессы. Это успокоит и губернатора. — Он повернулся к начальнику полиции Нью-Йорка. — Вы согласны, комиссар?
Комиссар, вытерев шею большим платком, кивнул с усталой покорностью и неуклюже вышел из помещения.
Мэр нажал кнопку на своем столе. Это означало конец совещания. Окружной прокурор и его помощники с угрюмыми лицами молча последовали за комиссаром.
Рано утром в среду инспектор Квин сидел за столом в управлении полиции. Перед ним лежала утренняя газета. В ней под крупным заголовком сообщалось о неизбежном аресте известного хирурга доктора Франциса Жаннэ по подозрению в убийстве. Далее из ряда деликатных фраз следовало, что хирурга должны задержать и предъявить ему обвинение в удушении Абби Дурн.
Инспектор не казался слишком удивленным. Его маленькие живые глаза блестели от беспокойства. Он кусал усы, прочитывая уже не в первый раз статью, написанную Питом Харпером. Телефон в соседней комнате непрерывно звонил, но аппарат на письменном столе инспектора молчал. Официально для всех, кроме сотрудников управления, его «не было на месте».
Репортеры всю ночь дежурили у главного полицейского здания. Выходящих сотрудников осаждали вопросами:
- Скажите, это правда, что Жаннэ арестовали за убийство старухи?
Но никто ничего не знал. Во всяком случае, никто не хотел обсуждать этот вопрос.
Комиссар полиции и мэр поздно ночью во вторник после ознакомления с донесениями инспектора Квина отказались говорить с представителями прессы.
За неимением официальных заявлений газеты цитировали сообщение Харпера.
В редакции газеты Харпера раздавались непрерывные звонки по поводу достоверности источника статьи, наделавшей столько шума. Однако там никто ничего не мог сказать.
В 9.00 инспектору Квину доложили, что звонил доктор Жаннэ. Хирург просил соединить его с инспектором. Вместо инспектора его соединили с дежурным лейтенантом. Тот вежливо сообщил, что инспектор находится на совещании и вызвать его оттуда никак нельзя. Жаннэ разразился громкими ругательствами. Он кричал в трубку, что репортеры все утро не дают ему покоя, желая получить интервью.
— Вы мне вот что скажите, — зарычал он, — сообщение этой газеты — правда?
Лейтенант крайне сожалел, что ничего не знал и ничем не мог помочь Жаннэ. Тогда разгневанный хирург прокричал, что закроется в своем кабинете в больнице и никого принимать не будет. Он так был разозлен, что его голос трудно было разобрать. В заключение Жаннэ так бросил трубку на крючок, что треск оглушил лейтенанта.
Этот разговор был дословно передан инспектору, который загадочно улыбнулся и дал указание сержанту Вели не пускать ни одного репортера в стены «Голландской мемориальной больницы». Затем позвонил окружному прокурору:
— От Свенсона все еще ни слова?
— Ни звука. Все-таки еще рано. Как только он позвонит, я вам сообщу.
— Генри, вы подумали о моих рекомендациях, касающихся этого ничтожества Моргауса?
Самсон закашлялся.
— Я готов пойти с вами в огонь и воду, и вы это знаете. Но боюсь, что придется оставить Моргауса в покое.
— Вы что-то запели по-иному, Генри!
— Я вас все еще поддерживаю, Квин, — произнес Самсон. — Но, поостыв после первой горячки, я еще раз проанализировал всю ситуацию. Послушайте, Квин, он действовал абсолютно в рамках закона! Этот пункт завещания Дурн касался не части ее имущества, а личных документов. Поэтому Моргаус не обязан был ждать, пока завещание будет оформлено, чтобы получить право уничтожить документы. Это совсем разные вопросы. Вы же не можете указать причину, по которой документы должны были быть сохранены, не так ли?
Инспектор устало ответил:
— Если вы имеете в виду, смогу ли я доказать, что документы содержали улики, я отвечаю: «Нет».
— В таком случае я сожалею, Квин. Я ничего не могу сделать. Инспектор медленно положил трубку, расправил газету Харпера на письменном столе и позвонил сержанту Вели:
— Томас, принесите мне парусиновые туфли, которые мы нашли в телефонной будке.
Вели принес. Старик бросил туфли на стекло, покрывавшее стол, и долго на них смотрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60