Вначале он рассказал о событиях на фронте, о важности текущего момента; но когда дело дошло до сдачи скота в мясопоставки, Елена возразила:
— И не выдумывайте лучше. Мы сдадим хлеб, а коров губить не будем.
Лысаков нахмурился, его стал душить гнев, и он расстегнул ворот гимнастерки, туго стягивавший толстую, налившуюся шею... «Зазнаваться стала, не уважает ука-
зания руководящих товарищей, - подумал Лысаков. — Развенчать надо».
— Скажите, пожалуйста, товарищи женщины, много ли у вас кормов? — обратился он к собранию.
— Кормов-то?
— Да-да, кормов-то, для своих буренок?
И тут сидевшие на длинной лавке бабы дружно загалдели: вопрос всех задел за живое — кормов было не лишка.
— На соломе держутся, — ответил Гоголь-моголь и, щелкнув блестящей зажигалкой, услужливо поднес прикурить Лысакову.
— Как же вы не понимаете? Коров сдадите — и корма ваши.
— Корма и хлеб. Двойная выгода, — опять подхватил Гоголь-моголь.
— Товарищ Лысаков, у нас племенное же стадо. Понимать надо.
— А война, товарищ Русанова, война, по-вашему, как? — и Лысаков, встав, приподнял руку, стараясь остановить шумевших баб. — Война, по-вашему, вроде как нас не касается.
— Как же не касается? Коснулась, золотко.
— Ну, так чего же возражать? Теперь все на карту ставим. А вы говорите — племенной. Да это уловка, товарищ Русанова.
Распалившись, Лысаков под конец собрания потребовал снять Русанову с работы председателя колхоза. Колхозники возражали, но Лысаков настоял на своем.
А на следующее утро в председательской бричке вместо Елены уже торжественно восседал краснолицый Гоголь-моголь и начальническим тоном покрикивал:
— Сгоняй коров, бабоньки! Поспешай...
Каждый день по теплогорской улице шло пестрое стадо. Живой мычащий поток медленно двигался возле здания райисполкома. Лысаков, сжимая в руках телеграмму облисполкома, предлагающую ни в коем случае не сдавать в мясопоставки племенной скот, тупо уставился своими круглыми на выкате глазами на сгрудившихся коров и, казалось, сам себе шептал:
— Запоздали, товарищи, с телеграммой, запоздали... Через пятидневку в Теплые Горы пришла областная
газета со сводкой о выполнении задания по хлебу. Шагалин, рассматривая ее, долго не мог найти своего района в сводке.
— В первом столбце смотри, в первом, — вскрикнул обрадованный Лысаков; и действительно, под самым передовым в области Шемякским районом значился черным по белому Теплогорский. Но это почему-то не обрадовало Шагилина, и он снова подосадовал, что зря не придержал «лысаковскую энергию».
— А не перекосит нас?
— С чего? — удивился Лысаков.
— По молоку-то знамя теперь не удержать.
— Ничего: нам снизят план.
Шагилин остановился у карты и, взглянув на маленький красный флажок, наколотый на месте Курска, невольно вспомнил Ермакова.
«Наломали мы без тебя с Лысаковым дров, кажется», — подумал он, и с сожалением и даже досадой посмотрел на своего «врио», который сидел за столом в, увлекшись цифрами, деловито щелкал на счетах.
В тот день, когда в Огонькове проходило собрание и когда неожиданно для всех председателем колхоза стал Гоголь-моголь, вернулся домой Костя Рассохин. Он был ранен под Миллеровом и несколько месяцев пролежал в госпитале. Узнав о возвращении фронтовика, Гоголь-моголь забежал к Рассохиным. Кума Марфида усадила его за стол и, как положено при встречах, поднесла стаканчик водки.
— За возвращение в трудовой тыл! — произнес Гоголь-моголь и, чокнувшись с Костей, тряхнул головой, пожаловался:—Кадра слаба,—и, подвинувшись к Косте, заговорил быстрее и тише: — Пошатнулась кадра, Константин Васильевич. Сколачивать думаю. Фермер нужен, он же и мой первый заместитель — в одном лице. Занимай, пост!
Через неделю Костя Рассохин занял пост. Согнав оставшихся коров в один скотный двор, Гоголь-моголь в напутствие новому заведующему фермой сказал:
— Предлагаю в два-три дня по-фронтовому навести порядок,
— Есть, навести порядок, — отчеканил по-армейски Костя. — В случае чего, будем действовать по-военному — прямой наводкой.
Назавтра утром Костя Рассохин чисто выбрился, аккуратно подшил к гимнастерке белый подворотничок и, перекинув через плечо блестевшую на солнце полевую сумку с прикрепленным к ней компасом, пошел в коровник. Поскрипывали начищенные до блеска сапоги. Из-под фуражки, сдвинутой набекрень, лихо вывертывался смоляной чуб. Костя чинно козырял здоровавшимся с ним колхозникам, а придя на ферму, собрал всех скотниц и встал смирно, будто перед строем.
Удивленные женщины, в том числе и Елена, — она теперь работала дояркой, — не сводили глаз с нового заведующего, пытаясь найти в нем прежнего Костеньку, которого они знали с детства. Но перед ними стоял строгий, подтянутый фронтовик — старшина Константин
Рассохин.
Он начал с того, что потребовал объяснений, почему не работает в коровнике подвесная дорога, почему не вывезен навоз и почему до сего времени не розданы коровам корма. А покончив с этим, заговорил, отчеканивая каждое слово, как на поверке:
— Товарищи, дисциплина прежде, всего. Уставное правило. Без дисциплины и здесь, в тылу, нет движения вперед. Раз нет дисциплины, будет разлад рядов.
— А как с кормами, Константин? — спросила Елена. — Силос-то вышел. Может, новую яму распечатать?
Костя был озадачен вопросом, которого он не предвидел, но строго посмотрев на перешептывающихся женщин, ответил:
— Если нет, достанем... Продолжаю. Что нужно сделать в помещении? Сегодня тщательная чистка. Теплой водой вымыть полы. Дезинфекция всего скотного корпуса. Понятно? Чтобы комар носу не подточил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110