Но решать вопросы было надо. На заседание пригласили ревизионную комиссию, явились звеньевые, пришел кое-кто из стариков. Андрей Петрович стоял за столом и изредка встряхивал блестящим
колокольчиком.
— Так бригадиром третьей бригады решили назначить Федора Вешкина? Возражений нет? — Русанов выжидательно помолчал и снова, нахмурив брови, спросил:— А кого на первую бригаду поставим?
-Человека надо, золотко, ставить тут с умом. В аккурат, самая главная бригада, — заметил Савваха Мус-ник.
— Кандидатура есть. Егор просится к нам, заявление вот.
— Это какой Егор? Гоголь-моголь из сельпа, что ли?
— Он, Егор Рожков. Как?
Андрей Петрович посмотрел сначала на Федора, а потом на Савваху Мусника и стал искать в папке заявление Рожкова. Федор нахмурился и недовольно пожевал губами.
— Хозяйство вести — не лапти плести, Петрович, сам знаешь. Надо прикинуть, какой хозяйственный глаз у него.
— В точку, золотко. В аккурат, глазка-то у него и недостает. Сами знаете, был ведь у нас. Одно пристрастие к телефону. Не оттащишь потом, — отозвался Савваха Мусник.
— И то верно, согласился молчаливый Матвей Кульков.
— Я вот Елену намечаю, Петрович, — помолчав, сказал Федор и закурил. — Ее-то мы все знаем. А Егорко — что? Сами знаете, хотя и доморощенная птица, а летать любит.
— Насчет Елены говоришь? Не знаю, ладно ли будет, — сноха ведь, Федор. Сват да брат у руководства, мол.
— Причем сноха? У нас не по династиям. Если человек стоющий, выдвигай его вперед, не бойся. Ставь его на первое место. И никакой родственности! Да ведь и я тебе по жене-то вроде как тоже десятая вода на киселе.
— Вот разве только молода? — усомнился Кульков.
— Молодость дела не портит, Матвей, — сказал Арсентий Злобин, — и старый конь другой раз спотыкается. Посмотрел бы ты, какой ленок у нее под Гребешком!
— В аккурат, золотко, правильная итога — все для обчества отдает, — закруглил Савваха Мусник и первый поднял руку.
С этого дня и легли на Елену Русанову новые заботы. Каждый вечер она давала наряды колхозникам первой бригады, а потом до поздней ночи, склонившись над
тетрадкой, высчитывала трудодни. А утром раньше других вставала и вместе с людьми уходила на работу.
С фронтов шли нерадостные вести. С тяжелыми боя-ми отступали советские войска. Немецкие фашисты, ослепленные легкими успехами в Европе, нахально рвались вперед, захватывали города и села, высокомерно мечтали о новых победах.
Огоньковцы с тоской слушали по радио сводки. Но у каждого в душе жила надежда на лучшие дни, на радостные вести, ведь остановят же фашистов, должны же остановить их!
Так шли дни... Однажды на покос прискакал на взмыленном коне счетовод и передал Елене записку от свекра:
— Петрович торопит. Лошадей на комиссию требуют.
Люди сгрудились, тоскливо переглянулись.
— Так как же, Лена, а? Метать-то сено как будем?
Елена молча взглянула на запряженных лошадей. Она острее и глубже других почувствовала, как тяжело остаться сейчас без тягла в колхозе. Но, пересилив себя, спокойно ответила:
— Ничего, бабы, унывать не будем. Придется копны на себе носить. Тяжело, а надо...
Когда Русанов приехал в Теплые Горы с табуном лошадей, весь двор районной ветлечебницы был уже заполнен. Слышалось нетерпеливое конское ржание, скрип повозок, говор людей. Здесь был и председатель райисполкома Шагилин.
В районе его считали лучшим знатоком лошадей и без его участия не проходили ни одни скачки. Вот и сейчас он, не заглядывая в паспорт, частенько называл лошадь по кличке и, подойдя, любовно похлопывал ее по крутой шее.
Только под вечер комиссия добралась до огоньков-ских лошадей.
— Не плохие у тебя лошади, товарищ Русанов. Но чистокровных рысаков что-то не вижу. Хранишь, что ли? __ спросил Шагилин. — В большинстве местные лошадки.
— Для хозяйства, Алексей Фомич, местные и лучше. Вот хотя бы Голубок, — и Русанов указал кнутом на во-роного меринка, — как будто и ростом небольшой, а безотказная лошадь... и в беге, и груз везет.
Сбив на затылок кепку с переломленным козырьком, Алешка подвел своего Орлика, ревниво взглянул на жеребца, словно боясь, что его забракуют.
— Вы только осторожней, Алексей Фомич, с ним — сказал Русанов. — Давай, Леша, сюда.
Шагилин взял коня за уздечку и хотел похлопать по шее, но тот, мотнув головой, сорвал с него кепку и бросил на землю. Все захохотали.
— Я говорил вам, Алексей Фомич, осторожней с ним.. Если не скажешь «доброе утро», с кого угодно сорвет, — смеясь, пояснил Русанов. — Страсть любит уважение.
— Это не лошадь, а в аккурат картинка, товарищ председатель, — похвалил подошедший Савваха Мус-ник. — И скажи на милость, кому не жалко такую лошадь? Но все же не таим, товарищ Шагилин.
Никита Суслонов, стоявший рядом с ним, подтолкнув локтем Русанова, шепнул:
— А может, подменить можно другой? Ну, Стрелкой, скажем, или Громобоем, а?
— Люди ушли... Самолучшие люди добровольно ушли... А ты коней пожалел... Эх ты, жила, извини за выражение! — вскипел Мусник и взмахнул руками перед самым носом Никиты. — Я вот в кавалерии служил, и мне Громобоя нипочем не надо. Лошадь кавалеристу, как хорошая жена нашему брату.
— Ну, ну. Жена-то, скажем, тебе того... больше для формы теперь.
Мужики захохотали.
— То-то ты на коров надеешься.
— Экий зловредный человек. В аккурат, поедешь и на рогулях. Да еще как хвалить будешь. Еще под венец тебя на коровке повезем, если нужда будет.
Кругом опять захохотали.
Шагилин долго осматривал коня, щупая круп, шею, раскрывал рот, смотрел зубы, словно старался найти какой-нибудь изъян. Но конь был безупречен.
— Поздравляю, товарищ младший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110