Тогда Пчелинцев, скинув с себя пальто и сапоги, бросился в ледяную воду и поплыл.
Он успел подхватить Елену как раз в то мгновение, когда обломок льдины, на котором она держалась, начал крошиться на мелкие куски.
Река широко разлилась, затопив огоньковские луга. Лед нынче шел так густо и было его так много, что он подрыл берега, и ледяные обломки застревали в кустах ивняка и на кочках. Даже теперь кое-где виднелись куски льда, похожие среди зелени на белые плешинки.
Елена поднялась на Гребешок, огляделась, щурясь от яркого солнца. Шолга спокойно и величаво текла среди черневших берегов. От одного воспоминания о том, как она оказалась в ледяной кипящей воде, ей становилось жутко. Если бы не Михаил Алексеевич, — кто знает, сумела ли бы она выбраться на берег. Поступок. Пчелинцева не только удивил, но и поразил всех. Этот спокойный, даже несколько флегматичный на вид человек вдруг проявил такой поступок, на который бы не каждый решился.
Когда на цветок, покрытый капельками росы, падает утренний луч солнца, он словно зажигает его своими искорками, и искусно вытканные лепестки вдруг кажутся иными, чем раньше. Так и поступок Пчелинцева, казалось, осветил его с новой, еще не известной Елене, стороны.
Днем Елена собрала в контору бригадиров и обсудила с ними, все ли готово к началу сева. Потом она обошла вместе с ними поля, стараясь выбрать участки, на которых можно начинать сев.
Домой она вернулась поздно и, не поужинав, легла спать.
— Уж не занедужила ли? — забеспокоилась свекровь.
— Не тревожься, маменька. Устала малость. Но ничего — завтра начинать будем.
Свекровь тяжело вздохнула:
— Самого-то нет... Где пахать-то собрались? Не у Калинового ли лога?
— У Калинового.
— И Петрович там начинал. Первая борозда его была...
В Огонькове все от мала до велика знали, что первую весеннюю борозду всегда прокладывал Андрей Петрович. Так повелось с тех пор, как он вернулся с гражданской войны и взялся за плуг. Он считал, что в каж-
дом деле дорого начало, и твердо держался этого правила. Елене хотелось последовать его примеру.
— Побудка в два часа, а мне и того раньше, — сказала она.
— Тогда ложись, Ленушка, отдохни.
Спала Елена беспокойно. Боясь проспать, она несколько раз вставала среди ночи, выглядывала в окно. Еще до рассвета она оделась, наскоро поела и вышла. На серо-желтых стебельках прошлогодней травы, на изгородях и на крышах лежал иней. Но дальние вершины деревьев уже розовели под лучами невидимого солнца.
Елена разбудила Катю Петухову, и та побежала поднимать остальных. Впрочем, сегодня все встали спозаранку, проворно собрались в поле. Вскоре на Калиновом логу зачернела первая узкая полоса свежей пахоты. Это Елена сделала почин на быке Добром, которого обучил Петр и теперь шел рядом с ним. Несколько подальше, где земля была тверже, пахали на лошадях.
Федору Вешкину в эту ночь тоже не спалось. Он еще третьего дня присмотрел для себя участок подсохшей земли и решил поразить всех. Поэтому он никому не говорил о своем намерении, готовился тайком. Увы, Федору не повезло. Только он вывел из конюшни лошадь, как она испугалась вспорхнувшего у него из-под ног воробья и, вырвав из рук Вешкина повод, понеслась по деревне.
— Эк откормили! — разозлился Вешкин и накинул. ся на неуместно ухмыляющегося конюха: — Знал, что с норовом, надо было предупредить, вдвоем бы запрягли... а то стоит, как столб! Лови теперь!
Лишь спустя час выехал Вешкин со своими пахарями в поле. Поднявшись на увал, он с завистью воскликнул:
— Смотри ты... уже начали!
— Да ведь это Елена! — отозвался один из пахарей.
— Сам вижу, что она. А мы вот спать горазды. Смотрите, ныне не баловать! Без нормы на глаза не показываться.
Елена, помахивая в воздухе кнутом, весело покрикивала на черно-пегого быка. За ней пахала на белоногом бычке Катя Петухова, а еще дальше—Аня Фролова, а позади всех подборанивала под сев кума Марфида на своей Буренке.
Буренка с непривычки не шла, билась в ярме, и то кидалась из стороны в сторону, надеясь освободиться, то останавливалась, тяжело дыша. У кумы Марфиды изболелось сердце глядеть на нее. Она ласково гладила корову по лоснящейся на солнце спине и, дав немного отдохнуть, снова подстегивала ее кнутом. Буренка тяжело натягивала постромки, нехотя шла бороздой.
Вдруг она опять бросилась в сторону, завязла по колено в сырой жирной земле и упала. Тут уж кума Мар-фида не выдержала, прижалась к Буренке, заплакала.
Но слезами разве поможешь? Вокруг лежало поле, ждавшее, чтобы его вспахали, взборонили, посеяли. Кума Марфида поднялась с покрасневшими глазами, заботливо вытерла платком забрызганное грязью коровье вымя и принялась помогать Буренке встать на ноги.
Елена, дойдя до конца полосы, не спеша поворачивала возле редкого сосняка, затем, словно росчерком пера, делала новую борозду по прошлогоднему жнитву. Чайки пронзительно крича взлетали и опять садились позади нее на борозду, ища червяков в развороченной земле. Солнце щедро светило и грело землю, а она, свежая, мягкая, дымилась и словно дышала теплом этого чудесного весеннего утра.
После майских праздников подули северные ветры. По ночам морозило. Озими едва оживали, сев затягивался. Видя, как не спит дочь, как за плугами ходят женщины и подростки, Никита Суслонов не усидел и, превозмогая свою хворь, пошел в посевщики. Как-то утром, вставая с полатей, он посетовал:
— Худой год сулит весна. Николин день на носу, а на деревьях ни листка. В луговьях не токмо баламолку цвести, а пырейник, и тот не прощипнулся.
— Трава-то, может, и успеет, — отозвалась жена, —-другой раз за неделю-две вымахает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110