Ну, думаю... А один такой черный-пречерный. Пла-гоновна и говорит: отдай мне для разводу, для укрепления куриного хозяйства. А я человек обчественныи: с полным удовольствием, говорю. И отдал петушка. И что ж вы думаете? Пришла осень. И вот повадился этот петух — только пух от курочек летит. Моих петушков в кровь истерзал. Я было его прикармливать думал. Куда там! Перебьет всех — и к Платоновне, вражина.
— Выходит, Савватей, как волка ни корми, все в лес смотрит?
— В аккурат, Авдотья, так. Вот и сейчас. Подивился я на Гоголь... Фу, извиняюсь, то исть на Павлиныча Егора, на Рожкова, то исть. Не хулю. И речь у тебя, Павлиныч, есть, и письмо. Вон как нашего кладовщика в прошлый раз прокатил: любо-дорого. И никто не знает, только я один разгадал ту подпись твою фальшивую под статейкой. Вот и думаю — сумлеваюсь, не получится ли, голубчик, с тобой, как с петушком моим, а?
Раздался общий хохот.
— Так ты, Савватей, за кого? За петуха, что ли? — сквозь смех крикнула кума Марфида.
— Сама разумей: я за стоющего председателя выступал. За Елену Никитичну, за Русанову, то исть. Так и запишите в протокол: Ру-са-но-ву!
— Поддержать ее!
— Поддержа-а-ать!
Елена, услышав свое имя, почувствовала смешанное чувство робости, смущения и благодарности. С юных лет она привыкла делить с людьми все — и труд, и радость, и заботы. И все-таки она не ожидала, что ее кандидатуру в председатели колхоза будут выдвигать так дружно.
Она взглянула на приветливо улыбавшихся женщин и поняла, что на нее надеются, ей верят, и впервые собственное ее горе смягчилось, на душе стало немного легче.
Но все же она думала: «Заслужила ли я такое доверие? Сумею ли оправдать его?»
Перешли к обсуждению выдвинутых кандидатур.
Снова поднялся Гоголь-моголь.
— Автобиография моя ясна. Послужной список мой аот какой: служил в кредитном. Премирован был. Руководил промартелью, — благодарность от Коопин-союза....
— А в Заготскоте-то как?
— И там работал. Но по порядочку, товарищи. Не сбивайте, — приподняв руку, будто желая оборониться, говорил он.
— Ты расскажи, как шерсть на базе стриг с овечек да валенки катал себе.
— Разрешение было, граждане, разрешение...
— Еще спрашиваете: у реки быть да воды не напиться.
— Отвести его!
— При голосовании учтем!
Матвей Кульков, не любивший длинных речей и никогда не выступавший, словно подытожил:
— Вычеркнуть—и точка!
Когда шум стих, к столу подошла взволнованная кума Марфида.
— Так вот. Сначала у меня о Федоре Вешкине замечание. А потом и о Егорке скажу. Федор — мужик стою-щий. И бригадир он хороший. Заботливость у него есть. Хоть вожжа иной раз под хвост попадает, но это ничего.— Все захохотали. — Выпить кто не любит. Пусть на здо ровье, только бы работа шла. С бригадой, говорю, справляется. А с колхозом? Как, Федор, согласишься ли ты?— и кума Марфида наклонилась к сидящему рядом бригадиру.
— Ты вот что, Марфа Степановна, не разыгрывай меня здесь.
— Ну вот, я так и знала, что тебе трудно будет. Может, и справился бы, но трудно, говорю. О Егоре много нечего. Хитрый он человек. Принесла я в прошлый раз в сельпо яйца. Так он чуть не все забраковал. То «пятно», то опять «пятно». Вот и поди, разберись с ним.
— Ты покороче.
— Как покороче? Нельзя короче, бабы! Председателя выбираем. Большой воз тащить ему придется. А тащить этот воз только Елена Никитична сможет. Ей под силу будет, бабы. А насчет Егора, так я думаю, вычеркнуть его из списка. Чтоб колхоз наш не позорил, да и список тоже.
Нашлись и сторонники Вешкина. Некоторые предлагали Арсентия Злобина. Только о Гоголе-моголе никто не сказал доброго слова.
Выступила и Елена, пробовала отказываться, но ей кричали:
— Не отказывайся!
— Поддержим тебя!
Когда стали голосовать, все колхозники подняли руки за Елену. Даже Гоголь-моголь и тот, видя, как дружно голосовали за нее, неохотно поднял свою руку и смущенно замигал глазами.
Первые дни Елена приходила в контору и не знала, за что взяться. Она перекладывала бумаги, по нескольку раз читала их. Тут и срочная отгрузка хлеба для фронта, и подвозка материалов для стройки, и заявка животновода, и личные просьбы колхозников: одному надо отпустить сена, другому привезти дров, третьему—съездить в больницу. Нужны были лошади, люди... Елена выслушивала просьбы, записывала на бумажку, вызывала бригадира, и оказывалось—не хватало ни лошадей, ни людей. И вдруг Елена удивилась: как же раньше свекор успевал везде, и у него, казалось, все шло гладко и все было в порядке? Она спрашивала об этом свекровь, та отвечала:
- Всяко бывало и у него. Другой раз придет, и уснуть Не может. Всю ночь крутится. Встанет, да с теми же глазами и убежит.
Видя, как трудно приходится дочери, Никита, как-то увидев ее, сказал:
- Ты, слышь-ко, девка, зря взялась...
— Да разве я сама напросилась?
— А как же, насильно не вправе. «По вправе...»
А тут еще Гоголь-моголь ходит по пятам с документом «уполномоченного по отгрузке картофеля». Елена пообещала выполнить наряд, а он не отстает:
- Я должон контролировать, товарищ председатель, ваши действа.
И тут Елена не пытерпела, запрягла лошадь и по-
ехала к секретарю райкома,
Ермаков только что вернулся из командировки. Хо-телось отдохнуть, но у негоела не ждали. Он вызвал машинистку, лил ей несколько поручений, что-то записал ни бумаге. По усталость давала о себе знать, и он,, облокотившись на руку, невольно закрывал глаза.
Вчера ночью, возвращаясь с железнодорожной станции, он встретил увязшую в грязи телегу. Телега сломались, и около нес возился подросток лет двенадцати. Ермаков помог починить телегу. Обрадованный мальчик поблагодарил секретаря райкома и заторопился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110