И все же, это -
искусство. Границы между поэтикой и риторикой не ясны. Ораторская речь
допускает оттенки всех родов поэзии, в ней могут встречаться и повество-
вание, и описание всякого рода и личное обращение, монолог и даже диа-
лог, а также и восклицания и проч. формы лирической экспрессии. Она мо-
жет быть построена ритмически и пользоваться фанатическими средствами
(гармонией и ассонансом, иногда даже рифмой), она может сопровождаться
мимикой, жестом, телодвижением и даже переходить в настоящее действие,
или в актерство. Но все эти элементы изменяются в ораторской речи, под-
чиняясь ее собственным законам, как живописные элементы получают особую
роль и значение, служа целям сцены. Основной же нерв ораторства лежит не
в них. И вот, в зависимости от той специфической атмосферы в которую их
погружает оратор, смотря по тому, какой перспективой их наделяет та или
другая манера ораторства, они распределяются всякий раз иначе по своему
относительному удельному весу, приобретают больше или меньше колорита и
рельефности или меняют самый характер того и другого. Тут следует разли-
чать фактуру и манеру. Очевидно, что гравюра уже по своему материалу
требует иных средств, чем масляная живопись. Но в этой последней могут
быть различные манеры. И в зависимости от них и применяемые средства со-
ответственно и взаимно изменяется. Основной и существеннейшей чертой ле-
нинской речи является ее аналитичность, ее жестокий, почти технический
характер. Как истинный марксист, он должен был видеть в господствующей
системе понятий продукт буржуазной идеологии, в самом словаре которой
"каждое слово подделано в интересах буржуазии" и, следовательно, служат
орудием увлечения и эксплоатации. Поэтому он не доверяет словам, прошед-
шим литературную школу, и в каждом выражении, унаследованном от прошлой
политической культуры, подозревает если не врага, то сомнительного пере-
бежчика, которого необходимо всякий раз подвергнуть тщательному допросу
и обыску, прежде, чем ему довериться. Больше того, как подлинный матери-
алист в философском смысле этого слова, Ленин требует от себя и от дру-
гих прежде всего ясного отчета в реальном значении вещей, реальной оцен-
ки явлений, как фактов жизненного существования и классовой борьбы,
т.-е. прагматически. Содержание всякой истины, лозунга, понятия он про-
веряет на человеческой потребности и пользе, сводя их оценку к взвешива-
ющему решению, к действию и беспощадно разоблачая их пустоту и бесполез-
ность, если они не приводят к определенному решению и фактической
пользе.
Отсюда его чрезвычайное, взыскательное, почти подозрительное отноше-
ние к слову вообще, необычайно зоркое во всякой неясности, "путанице",
"каше", "подмене понятий". Как будто стремясь к последней правде, к
крайнему реализму и прямоте сознания, полной обнаженности вещей, он всем
своим существом ненавидит "фразу", неустанно борется с малейшей склон-
ностью "убаюкивать себя словами, декламацией, восклицаниями", "скры-
ваться под сень декламации", "опьянять себя звуками слов", беспощадно
разоблачая в словах всякую дымку неопределенности, или "принципиально"
отвлеченности. Он ищет слов, которые ясно и определенно передавали бы
реальное соотношение вещей, честно и прямо, не затушевывая, не "укрывая"
и не сглаживая ничего, слов, обращенных непосредственно к взвешивающему
решению воли и только к нему, без апелляции к воображению или к чувству,
которое способно только затуманить, взволновать и, следовательно, разв-
лечь и ослабить внимание, рассеять волевое напряжение, притупить остроту
решимости, уводя от факта, постановку которого должно вынуждать к реше-
нию, как пистолет, наведенный в упор.
Существо и сила ленинской речи и состоит в беспощадном и бесстрашном
анализе, разоблачающем последнюю правду, анализе, приводящем к
единственному выводу решения. Только с этой точки зрения и можно
сколько-нибудь правильно учесть свойства его лексики и значение его сло-
весных и композиционных приемов. Вся конструкция, все деятельные функции
его речи направлены этой центральной, доминирующей силой и от нее полу-
чают свою действенность, оправдание и истолкование.
Этот аналитический и прагматический, "марксистский" дух ленинской ре-
чи вовсе не означает одноцветности и безразличности в ней слова. Только
"валютой" окраски, коэффициентом словесной игры нужно взять для нее
иное, чем для речи другого уровня, другой манеры и фактуры. Речь Ленина
кажется гладкой и неподвижной, может быть даже плоской, только для по-
верхностного глаза, привыкшего к другим масштабам словесного эффекта. Но
уже из приведенных примеров можно было убедиться, что в ленинской речи
не мало движения и даже вихрей и бурь в стихии слова. Только надо подхо-
дить к ней, чтобы усмотреть их, с более сложным и чутким барометром.
Речь Ленина крайне воздержана. Она исключает, как "фразу", гораздо
большее, чем это считает необходимой для себя речь литературная. Она ус-
матривает декламацию, восклицания, опьянение словом гораздо дальше тех
пределов, которые этим тенденциям ставятся художественными требованиями
стиля. Она может видеть "воспевание" (о профсоюзах и т. д. Речь 30/XII -
20, Пгр. 1921, стр. 18), то-есть лирический момент, даже в политических
тезисах. Совершенно ясно, что для оценки стиля ленинской речи надо учи-
тывать эти, ее собственные, границы лиризма, эпики и драматизма, иначе
мы просто не заметим в ней ничего, что составляет собственно ленинскую
поэзию речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139