"Почему бы не могла подобная вещь повториться в нашей истории?
"Почему бы нам впадать в отчаяние и писать резолюции - ей-же-ей - бо-
лее позорные, чем самый позорный мир, резолюции о "становящейся чисто
формальною Советской власти"?
"Почему тягчайшие военные поражения в борьбе с колоссами современного
империализма не смогут и в России закалить народный характер, подтянуть
самодисциплину, убить бахвальство и фразерство, научить выдержке, при-
вести массы к правильной тактике пруссаков, раздавленных Наполеоном:
подписывай позорнейшие мирные договоры, когда не имеешь армии, собирайся
с силами и поднимайся потом опять и опять?
"Почему должны мы впадать в отчаяние от первого же неслыханного тяж-
кого мирного договора, когда другие народы умели твердо выносить и гор-
шие бедствия?
"Стойкость ли пролетария, который знает, что приходится подчиняться,
ежели нет сил, и умеет потом, тем не менее, во что бы то ни стало, под-
ниматься снова и снова, накапливая силы при всяких условиях, - стойкость
ли пролетария соответствует этой тактике отчаяния, или бесхарактерность
мелкого буржуа, который у нас, в лице партии эс-эров, побил рекорд фразы
о революционной войне?
"Нет, дорогие товарищи из "крайних" москвичей. Каждый день испытаний
будет отталкивать от вас именно наиболее сознательных и выдержанных ра-
бочих. Советская власть, скажут они, не становится и не станет чисто
формальной не только тогда, когда завоеватель стоит в Пскове и берет с
нас 10 миллиардов дани хлебом, рудой, деньгами, но и тогда, когда непри-
ятель окажется в Нижнем и в Ростове-на-Д. и возьмет с нас дани 20 милли-
ардов.
"Никогда никакое иностранное завоевание не сделает "чисто формальным"
народное политическое учреждение (а Советская власть не только полити-
ческое учреждение, во много раз более высокое, чем виданные когда-либо
историей). Напротив, иностранное завоевание только закрепит народные
симпатии к Советской власти, если... она не пойдет на авантюры.
"Отказ от подписи похабнейшего мира, раз не имеешь армии, есть аван-
тюра, за которую народ вправе будет винить власть, пошедшую на такой от-
каз.
"Подписание неизмеримо более тяжкого и позорного мира, чем брестский,
бывало в истории (примеры указаны выше) и не вело к потере престижа
власти, не делало ее формальной, не губило ни власти, ни народа, а зака-
ляло народ, учило народ тяжелой и трудной науке готовить серьезную армию
даже при отчаянно трудном положении под пятой сапога завоевателя.
"Россия идет к новой и настоящей отечественной войне, к войне за сох-
ранение и упрочение Советской власти. Возможно, что иная эпоха, - как
была эпоха наполеоновских войн, - будет эпохой освободительных войн
(именно войн, а не одной войны), навязываемых завоевателями Советской
России. Это возможно.
"И потому позорнее всякого тяжкого и архи-тяжкого мира, предписывае-
мого неимением армии, позорнее какого угодно позорного мира - позорное
отчаяние. Мы не погибнем даже от десятка архи-тяжких мирных договоров,
если будем относиться к восстанию и к войне серьезно. Мы не погибнем от
завоевателей, если не дадим погубить себя отчаянию и фразе".
Когда перечитываешь теперь XV том сочинения Ленина, все, что говорил
и писал наш гениальный вождь, кажется всякому читателю ясным, убеди-
тельным, чуть ли не само собой разумеющимся. Метод Ильича, его основной
подход ко всем явлениям социальной жизни, принципы его классовой тактики
и стратегии более или менее усвоены теперь всеми сознательными членами
партии, но не так было в тот момент, когда тезисы о мире впервые стави-
лись Ильичем. Многим товарищам мысли Ильича казались еретическими и рас-
кол в партии казался как будто неизбежным. В резолюции, принятой 24 фев-
раля 1918 г., Московское областное бюро нашей партии вынесло недоверие
Ц. К-ту, отказалось подчиняться тем постановлениям его, "которые будут
связаны с проведением в жизнь условий мирного договора с Австро-Венгри-
ей", и в об'яснительном тексте к резолюции заявило, что "находит едва ли
устранимым раскол в партии"*1. Более того, в самом Ц. К. и среди самых
видных большевиков точка зрения Ильича встретила сильное сопротивление.
Так, на частном _______________
*1 См. цитируемый том, стр. 109. совещании наиболее видных большеви-
ков-делегатов, с'ехавшихся на III С'езд Советов, точка зрения Ленина о
необходимости немедленного мира собрала всего 15 голосов, за революцион-
ную же войну высказалось 32, за формулу демобилизовать армию, но мира не
подписывать - 16*1.
10 февраля в Бресте мирные переговоры были прерваны. Троцкий, от име-
ни русской делегации, заявил, что Россия насильнический мир отказывается
подписать, но войны продолжать не будет и демобилизует армию. Результаты
известны. Уже 17 февраля началось немецкое наступление. Как предсказывал
т. Ленин, русская армия никакого сопротивления немецким войскам не ока-
зала. Уже перед заключением Брестского мира т. Ленин в беседе с т. Раде-
ком доказывал, что войну вести невозможно, ибо мужик голосовал против
войны. "Позвольте, как это голосовал", спросил т. Радек. "Ногами голосо-
вал, бежит с фронта", ответил т. Ленин.
На заседание Ц. К. от 18 февраля Ленин внес предложение: "Немедленно
обратиться к германскому правительству с предложением немедленного зак-
лючения мира". Предложение принимается 7 голосами; против голосовало 6
при одном воздержавшемся*2.
На наше предложение мира германское правительство ответило пред'явле-
нием новых тягчайших условий по сравнению с первоначальными немецкими
условиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139