Однако чем больше Колли и Лулу говорили, тем больше мне хотелось послушаться их, и я просто не знал, как быть. Я не знал, как правильнее поступить, и не знал, хочется ли мне этим заниматься, и даже не знал, знаю ли я, чего хочу или что происходит во мне.
Несмотря на то, что говорил Колли, я все-таки отправился к Айтелу. Я не мог не пойти к нему, я уже не понимал, что было бы эгоистичнее – отказать Муншину или дорого продать историю моей жизни «Сьюприм пикчерс».
Сначала Айтел отказался об этом говорить.
– Понимаешь, – сказал он, – я обещал в это не вмешиваться.
– Кому, Колли? – в изумлении спросил я.
– Извини, Серджиус. Я не могу этого сказать.
– Вы же мой друг, – возразил я. – Вам не кажется, что для меня это важнее, чем для Колли?
Айтел тяжело вздохнул.
– Я, наверно, понимал, что не смогу держаться в стороне, – сказал он.
– Так что, по-вашему, я должен делать?
Он печально улыбнулся.
– Право, не знаю, что ты должен делать. Тебе никогда не приходило в голову, что чем старше ты становишься, тем труднее давать советы?
– Иногда мне кажется, что бы ни происходило, ты все равно должен как-то поступать, – сказал я ему.
– Да. В мое время это было предметом полемики. – Он кивнул, словно решая, принять это за истину или сразу отбросить.
– Скажите мне, – попросил я, – какого рода фильм может, по-вашему, из этого получиться?
– Серджиус, не будем наивными, – резко произнес он. – Из этого материала получится фильм, где будет много красивых кадров о том, как аэропланы стреляют по аэропланам. Какие еще, по-твоему, картины делает Колли?
– А как насчет планов, которые Колли вынашивает в отношении вас? – спросил я.
Айтел передернул плечами.
– Я знаю об этих планах, – сказал он. – Если картину о тебе решат делать и захотят, чтобы я ее снимал, мне нелегко будет принять решение. – Он приложил палец к носу, как бы останавливая меня, так как хотел что-то еще сказать. – Серджиус, я не думаю, что было бы хорошо использовать меня в качестве предлога. Понимаешь, ты можешь оказать мне этим дурную услугу. – Потом долго смотрел мне в лицо, и вид у него был суровый. – А ты уверен, – наконец произнес он, – что не хочешь сделать карьеру… и заработать денег… и все прочее? Ты в самом деле уверен, что не хочешь стать актером? – И он принялся пересказывать мне свой разговор с Колли.
Я слушал его, и меня начало подташнивать. Это был всего лишь кишечный приступ, и я на миг почувствовал, что бледнею, но в эту минуту я понял, какое рассудочное честолюбивое желание я столько лет в себе подавлял, и сейчас, казалось, глубоко во мне шла борьба, будто сцепились две мощные руки, дергаясь туда-сюда, – и ни для чего другого уже не было места.
– Понимаешь, – тем временем произнес мне в ухо Айтел, – я только сейчас осознал, что очень этого хочу, и именно потому остался в столице.
Я едва ли мог как-либо на это реагировать. Мне было плохо от того, что я обнаружил в себе.
– Вы правы, – сказал я, и голос у меня, кажется, дрожал. – Пожалуй, я пытался переложить это на вас.
– Возможно, – сказал он и наклонился ко мне. – Я немного приоткрою тебе то, о чем думаю. Я думаю, если тебе больше хочется заняться чем-то другим, лучше пройти мимо этого предложения. Но это тебе решать.
Я кивнул.
– Как вы думаете, выйдет из меня писатель? – медленно произнес я.
– Ну, Серджиус, это трудно сказать.
– Я знаю. Я тут принес одну вещицу, которую написал пару недель назад. Это стихотворение. Проба пера. – Я надеялся, что мне не придется его показывать – я написал его под впечатлением от увиденного сна, – тем не менее достал из кармана лист бумаги и протянул ему. – Мне нравится жонглировать словами, – пробормотал я.
– Да заткнись же наконец, Серджиус, дай мне прочесть твой шедевр.
Прочитав стихотворение, он рассмеялся.
– По-моему, это забавно. Я не представлял себе, что ты в такой мере находишься под влиянием Джойса.
Я понимал, что покажусь идиотом, но на сей раз мне было все равно.
– А кто это – Джойс? – спросил я.
– Джеймс Джойс. Ты, конечно, его читал?
– Нет. Но имя, по-моему, слышал.
Айтел снова взял листок со стихотворением и прочел его.
– Как странно! – произнес он.
Мне же хотелось уйти от него, услышав только одно.
– Как вы считаете, у меня есть талант? – спросил я.
– Я начинаю подозревать, что да.
– О'кей. – Я кивнул. – Значит… в общем… – Столько всего рвалось из меня, таким я пылал восторгом. Я чувствовал себя десятилетним мальчишкой, и мог себя так чувствовать, потому что рядом был человек, которому я доверял. – Не возражаете, если я расскажу, почему никогда не думал стать профессиональным летчиком-истребителем? – спросил я его.
– Я всегда считал, что ты не хотел, чтобы твои мозги превратились в яичницу.
– В общем, да, – сказал я, – знаете, вы попали в точку. Я этого боялся. Как вы это поняли?
Он лишь улыбнулся.
– Я все время этого боялся, Чарли. Знаете, есть такие летчики, и некоторые становятся даже достаточно квалифицированными, но это не жизнь. Нельзя всякий раз со страхом садиться в самолет.
– Возможно, парни, против которых ты сражался, тоже испытывали такое.
– Некоторые, я думаю, испытывали. Но я этого тогда не знал. – Я потряс головой. – А кроме того, было кое-что и похуже. Через некоторое время я понял, что не обладаю жаждой врезать. Противник, который не стремится врезать, сражается всю ночь и бывает слишком жестоко наказан. – Я присвистнул. – Я едва ли способен передать вам, как мне неприятно признаваться себе в том, что нет у меня жажды врезать. Настоящей жажды.
– Да, понимаю.
– Однажды она у меня появилась, – сказал я ему. – Во время четвертьфинала авиасоревнований.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136