– Завтра мы определяем состав актеров.
– Вы хотите, чтобы я выступал за вас? – спросил я.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – сказал он мне в ухо. – Скажи Илене, что я сажусь на самолет и увижу ее утром.
– Вы сможете сказать ей это сами. Сегодня вечером ее не разрешено посещать.
– Значит, положение серьезное, – произнес он как-то беспомощно, и мне на мгновение стало жаль его.
Утром Айтел приехал в больницу до меня, и мы встретились на ступеньках, когда он выходил от Илены.
– Я женюсь на ней, – первое, что он сказал мне.
Собственно, выбора не было. Когда он пришел, она сидела на больничной койке, рука у нее была на перевязи, а нос залеплен пластырем, точно она хотела укрыться от посторонних глаз. Она смотрела куда-то в сторону, пока он не коснулся ее плеча.
– Ох, Чарли, – только и сказала она.
Он понял, что она находится под действием успокоительных.
Сначала они не могли найти тему для разговора. Она посмотрела на него и шепотом произнесла:
– Я слышала, ты снова работаешь.
Он кивнул.
– Тебе, должно быть, трудно было вырваться.
– Не так уж трудно, – сказал он со своим обычным обаянием.
– Тебя радует, что ты работаешь? – из вежливости спросила она.
– Все оказалось не так плохо. Большинство людей на студии ведут себя прилично. Я даже получил комплименты за свое выступление перед комиссией.
– Ох как мило, – сказала она.
Они попытались улыбнуться друг другу.
– Так что, как я понимаю, ты можешь продолжать делать карьеру? – добавила Илена.
– В какой-то мере. Многое надо залатать.
– Но ты снимешь хорошую картину.
– Постараюсь.
– Я знаю, что ты снимешь хорошую картину. – На сей раз она кивнула. – И все будет у тебя снова как прежде, Чарли.
– Не как прежде, – сказал Айтел.
В его голосе прозвучало что-то, побудившее ее слегка повернуться к нему, и она осторожно, шепотом спросила:
– Чарли, ты скучал по мне?
– Очень, – сказал он.
– Нет, Чарли, я хочу знать правду.
– Скучал, Илена.
Она тихо заплакала.
– Да нет, Чарли, ты был рад избавиться от меня, и я тебя не виню.
– Это неправда. Ты ведь знаешь, какой я. Я не позволяю себе ни о чем думать. – Он закашлялся и проглотил пару слов. – Однажды ночью, Илена, – сказал он, – я думал о тебе и понял, что рассыплюсь на части, если не перестану думать.
– Я рада, что ты испытывал ко мне что-то.
Произнеся следующие слова, он сразу понял, что совершил ошибку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я хочу сказать, столкновение, наверно, было ужасным.
Он словно поднес ей зеркало, в котором отразился весь период после ее ухода от него, и Айтел почувствовал, как ее относит от него волной боли, словно его тут и нет и она сидит одна на больничной койке со своим разбитым прошлым и непостроенным будущим, и койка, стены и инструменты в палате окружают ее холодным белым морем.
– Да нет, не таким уж и сильным, – сказала она и снова заплакала. – Ох, Чарли, лучше тебе теперь уйти. Я ведь знаю: ты ненавидишь больницы.
– Нет, я хочу позаботиться о тебе, – сказал он – слова слетели с языка помимо его воли.
– Женись на мне, – неожиданно вырвалось у Илены, – ох, Чарли, пожалуйста, женись на мне. На этот раз я научусь себя вести. Обещаю, что научусь.
И он кивнул: сердце его спало, воля была атрофирована, в голове мелькнула мысль, что выход найдется, но он знал, что выхода нет. Ибо стоило ей произнести эти слова, как он вспомнил другие слова, которые она произнесла в тот вечер, когда он сделал ей предложение. «Ты меня не уважаешь», – сказала она тогда, и, как нищий не может отказать другому нищему в гордости, он понял, что не может сказать ей «нет». Держа в объятиях Илену, он был холоден как камень и в то же время понимал, что женится на ней, что не может ее бросить, так как по жестокому и справедливому закону жизни надо либо расти, либо расплачиваться за то, что не меняешься. Если он не женится на ней, он никогда не забудет, что в свое время она была счастлива с ним, а теперь у нее нет ничего, кроме больничной койки.
И он продолжал гладить ее по плечу и ласково расспрашивать и говорить о предстоящем браке, сохраняя при этом уверенность в том, что какие бы чувства он к ней ни питал, они одной породы, и одному легче переносить боль от своих ран, если ранен другой, и это лучше, чем ничего. Быть может, через год, если она найдет кого-то, он сможет развестись с ней.
Неделю спустя они поженились в тот день, когда ее выписали из больницы, и я прочел об этом в газетах. Айтел отвез Илену в городок за пределами киностолицы, и их сочетали там браком в присутствии Колли Муншина в качестве шафера, что, по размышлении, не слишком меня удивило.
В следующий месяц я получил от Айтела письмо с приглашением на свадьбу – я ответил, послал подарок и объяснил мое отсутствие. Я уехал из Дезер-д'Ор и работал над книгой о приюте в номере дешевой гостиницы в Мехико-Сити за две тысячи миль оттуда. Впоследствии то немногое, что я слышал, настигало меня как легкая зыбь от камушка, упавшего на дно. Среди того, что я читал об их браке, было немного скандального и немного милосердного, и хотя в некоторых газетах появились фотографии Мэриона Фэя, светские хроникеры не слишком тявкали. Я так и не узнал, что говорили в киностолице, впрочем, легко было догадаться. Затем, много месяцев спустя, после суда над Мэрионом, я получил от него открытку – на ней была изображена светлая, хорошо освещенная, чистая камера в его тюрьме. «Вспоминая наши беседы, – гласил текст, – я, кажется, прихожу к выводу, что начинаю кое-что понимать. Твой друг мошенник Мэрти». И внизу открытки он добавил: «P.S. Ты по-прежнему работаешь в полиции?»
Когда через полтора года в кинодворце на Бродвее началась демонстрация фильма «Святые и любящие», я заплатил доллар восемьдесят центов и пошел его смотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136