«Небось ищет меня по всем дорогам. Небось ноги стоптал
а». Володька представил, как бабка Вера пробирается сквозь немецкое отст
упление. «Может, ее бьют-убивают? Немцы в отступлении все крушат. Разом мо
гут старуху прикокнуть Ц не пожалеют». От этих мыслей только что наливш
иеся каменной силой Володькины мускулы снова ослабели и тело озябло. «Мо
жет быть, дядя Кузьма даст в прицельное стеклышко поглядеть. Может, бабка
идет Ц увижу».
Ц Для снайпера кто опасен? Не все, кто слышит звук. Война Ц шум вокруг кап
итальный. Только тот опасен снайперу, кто рядом с убитым. Если с тобой рядо
м упал товарищ, значит, и ты на прицеле, значит, рази, не то тебя поразят. А ко
гда звук от выстрела не бежит за пулей, а как бы заставляет воздух звучать
со всех сторон, будто эхо в лесу или в горах, Ц куда стрелять, какой опасат
ься стороны? Тут хоть «Отче наш» читай, в крик кричи. Снаряд наполовину сле
пой, от него можно спрятаться в ямке. А от снайпера? Может, он тебя с неба бье
т, как божья кара. В этой винтовке звук такой и есть Ц необычайный. Как при
хитрили ее бельгийцы? Сами не воины, а в оружии понимают.
Мне тогда пожаловались солдаты: бьет, мол, а откуда Ц не знаем. Бьет, нечис
тая сила.
Я за ним месяц охотился. Неделями в часть не возвращался. С лица почернел.
Заноза в груди Ц помру, а добуду. Меня два раза поп отпевал: за упокой геро
я Ц георгиевского кавалера. А он все хлещет, будто мокрым кнутом. Я от это
го звука разум потерял: течет на меня небо Ц дождь пополам с кровью. Солда
ты русские падают на сырую землю.
Дождило. Фронт на одном месте полгода стоял, и все дожди, дожди. Я за ним, он
Ц за мной. Так и ползали, как лютые змеи. Он меня из этой винтовки и чмокнул
в шею. И приполз, дурак, ко мне Ц посмотреть на меня мертвого. Вот тогда я ег
о капитально на нож взял. Молодой, а уже обер. Холеный, видать, сановитый, ин
аче откуда ему такая винтовка? Я его приволок в окопы, чтобы солдатики пог
лядели на нечистую силу.
Володька осторожно погладил винтовку. От прикосновения пальцев остали
сь на ней тающие голубоватые полосы. Кузьма головой потряс Ц согнал с се
бя дремотное оцепенение. Передвинул канистру, чтобы стрелять из другого
окна. Опять долго прилаживался. Направление ствола указало Володьке, что
сейчас немцы станут падать на большой проезжей дороге, что идет прямико
м к станции. Возле самого леса станут падать, и лес возьмет на себя вину за
их гибель.
Дважды хлестнула винтовка, Кузьма аккуратно прислонил ее к канистре, пош
евелил пальцами, словно они занемели.
Ц Подождем. День у нас будет длинный.
Кузьма опять задвинулся в угол и, как в больную дремоту, погрузился в восп
оминания.

Всю революцию с гражданской войной Прохоров Кузьма отсидел дома, сочувс
твуя то тем, то другим, но в боевые действия не ввязываясь.
Когда деревенский комитет бедноты отобрал до единой все тринадцать вет
рянок, чтобы владеть ими миром, оставив Прохоровым скот, луга да яровой кл
ин под ячмень на пиво, Кузьма вытащил было винтовку из сундука. Тяжесть и с
трогость штучного оружия охладили его сразу. Мысль в голове пошла: не сол
дат он будет в этой войне Ц убийца! Как не солдат, если четыре «Георгия»? Т
ам, на той войне, враг был чужой, очевидный. А сейчас? Савельев малявинский,
что из германского плена вернулся весь черный, он Ц враг?.. Бегут сейчас м
ужики друг на друга с криком. Одни: «За волю, за землю!» Другие: «За веру, за ц
аря!» Сейчас страсть человеческая схлестнулась. А он станет выжидать спо
койно, прицеливаться хладнокровно и убивать. Кого? За что? Нет, снайпер, од
инокий стрелок, охотник в такой войне, не солдат Ц убийца…
Отец с матерью, увидев винтовку у него на коленях, крестясь наступили, вел
ели оружие выбросить в глубину озера и не помнить о нем. Как красоту выбро
сить? Позабыть как? Ее память держит. Память без красоты Ц мякина. Отец и м
ать понимали, каково их любимому сыну расставаться с этой винтовкой, все
равно что с «Георгиями», убранными в сундук поглубже, все равно что с горд
остью и с уважением к себе, «которые только и делают человека свободным».
Отец велел ему спрятать винтовку и вспоминать о ней как о молодости, но ни
в коем случае как об оружии. «Мы ни злодеями не были, ни душегубцами. Даст б
ог, и ты не будешь».
Кузьма хорошенько смазал винтовку, завернул ее в льняные полотенца, сухи
е и чистые, и уложил вместе с четырьмя Георгиевскими крестами в узкий ящи
к, сколоченный специально, залил воском и крышкой заколотил. Ночью он спр
ятал винтовку возле церкви в могилу, рассчитав, что церковь Ц постройка
незыблемая, а могилы, что рядом с ней, нерушимы. Могилу он выбрал местной к
упчихи, которая, лишившись мужа, достояние свое передала церкви на строи
тельство колокольни. Кузьма поднял плиту с длинной надписью, заросшей мх
ом и травой, схоронил под ней свою боевую славу, думая, что навек.
Ветрянки по буграм шумели, мололи крестьянам по их достатку, а жернова на
секать опять ходили Прохоровы, получая за эту работу оклад от Совета. Куз
ьма пооттаял несколько. Задумал уехать в Питер открывать свое дело в гор
оде Ц шорно-кузнечную мастерскую.
По прошествии нэпа шорную мастерскую и магазин у Кузьмы отняли.
«Репрессировали меня по моей жадности, проистекающей от безверия, Ц ви
нясь, писал он отцу с матерью, Ц потому как я принялся для будущей своей х
ладнокровной жизни скупать золотые червонцы, кольца с каменьями, а также
ризы… Строим мы Беломорканал».
По окончании срока отправился Кузьма в Хибины, где строил медно-никелев
ый комбинат и работал на комбинате возле конвертера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44