За скотным двором прямо на земле на коленях стоял работник. Его тошнило. О
н сгибался как-то весь сразу, колесом, как резина. Савельев остановился за
его спиной. Обождал Ц может, человеку помочь нужно. Когда работнику стал
о легче, когда он утер рукавом белые губы и когда он встал на ноги и оберну
лся к Савельеву, Савельев увидел в его глазах, где-то там позади боли, чист
ый ум и молчание.
Савельев пошел дальше, но работник догнал его:
Ц Адрес оставь. Я тебе сообщу, кто родится. Ц Он тут же смущенно сморщилс
я и добавил: Ц Бабы не знают. Я только знаю.
Савельев шел по сухой траве под деревьями, одетыми в бурую рвань. Лес, как
изголодавшаяся плененная армия, стоял с поднятыми кверху руками. Листья
на земле давно уже начали преть. От них исходил влажный подвальный запах.
От этого запаха, от этого расползающегося под ногами крошева листьев, из
этого лесного склепа Савельев выбежал в поле и упал в стерню.
Марту он больше не видел. Когда садились в бричку, он знал, что она там, за ки
рпичными стенами, на коленях перед девой Марией. Она не смотрит в окно на н
его, уезжающего. Ей не нужно смотреть на него уезжающего. Он остался в ней
самой и в иконе.

…Тамарка девчонка прицепистая. Смотрит на Сеньку глазами выпученными. З
елены, недоверчивы у нее глазищи. Когда в них попадает свет сбоку, они вспы
хивают, будто кошачьи.
Ц Сенька, а куда раненый делся? Может, его ветром сдуло?
Сенька поставил топор в угол.
Ц Ну и не Свист утянул. Может, того Свиста уже и в помине нет.
Ц Удрал! Испугался немца и отступил.
Ц Кто отступил? Ц спросил Сенька и даже головой непонятливо потряс. Ц
Чего ты плетешь?
Ц Свист отступил! Ц крикнула Тамарка. Ц Удрал этот Свист. Змей окаянны
й. Удрал. Удрал…
Сенька от неожиданности задумался. Стало ему грустно и вдруг захотелось
заплакать. Ребятишки смотрят на него, ждут его слова, и нельзя Сеньке пере
д ними реветь, и отвык уже Сенька от этого дела, а в носу щиплет и свербит на
душе.
Ц Не может он отступить. Тут его место. И не боится он никого. Ц Такое про
стое объяснение показалось самому Сеньке неубедительным. Ц Вот если, к
примеру, домовой, тот отступить может. Домовой маленький и всегда очень с
тарый, совсем слабосильный. Или кикимора. Он тоже что? Силы в нем тоже нет
Ц один скрип. Русалка отступить может Ц женщина.
Ц То-то все женщины по деревням остались, а мужиков нет, Ц сказала Тамар
ка.
Сенька топнул ногой:
Ц А я тебе говорю, Свист не отступит. Свист здоровенный. Сила в нем как у та
нка. Может, посильнее даже.
Тамарка взъерошилась вся:
Ц Зачем он раненого утянул? Трус проклятый! Своих утягивает, а немцев неб
ось боится затронуть.
Сенька сказал со вздохом:
Ц Тамарка, я тебе по затылку дам, тогда ты примолкнешь. Ц Он оглядел ребя
тишек строго, каждому по отдельности в глаза заглянул. Ц Никакого ранен
ого не было. Мне, наверное, привиделось. От болотного дурмана привидение б
ыло. Ясно? И точка.
Сенька велел Тамарке Сучалкиной сидеть с ребятишками, пока матери не воз
вратятся с работы, сам пошел по дороге. Долго шел. Наконец взобрался на вер
х бугра, на древнее городище, бурьяном поросшее и ромашками. Сел спиной к к
аменному кресту.
Широко открылась его глазам земля. Если в избе перед ребятишками Сенька
заплакать не смог, то перед видом своей земли заплакал.
До войны все леса и овраги, все озера и речки были живыми. Селились в лесах
лохматые лешие, имея такое свойство прибывать по желанию в росте до самы
х высоких деревьев и убывать до самой мелкой травинки. Силы они были стра
шной и обладали голосом громким. Ночью лешие выли. А по утрам зеленый пупы
рчатый водяной хлопал в ладоши, выгонял из озер на луга свое стадо, собран
ное из тех коров, которые увязли да утопли в болотах. По лесным дорогам шас
тали кудлатые волки-оборотни. Ходили неопрятные шишиги, не умеющие расч
есать свои длинные волосы. Проказничали над людьми, особенно над подвыпи
вшими, разгульные братья шиши. В речках русалки куражились Ц берегини и
водяницы. Банники и гуменники по задворкам на кулаках дрались и вопили с
крипучими голосами. На кладбищах таились упыри красногубые. В чащобах гл
ухо сидели ведьмы, ведуны и неясыти. В старых избах домовой поскрипывал, к
олдовскую бесконечную пряжу прял, на которой одними узелочками счастье
в доме обозначал, другими узелками Ц несчастье и все старался, чтобы сча
стья побольше выходило, но, случалось, по старости и засыпал. Тогда вылеза
л из какой-нибудь щели кикимора злостный, пряжу путал Ц свивал все узлы в
один узел. Где-то гуляли лихие кудесники-чародеи, белобородые, с черными,
как вода в лесных бочагах, глазами. По вечерам, с туманом вместе, с томител
ьным запахом лесной дремы Ц приворотной травы выходил на землю Мара-кр
асавец.
Бабки деревенские посмеивались, круглили глаза из морщин, темные углы кр
естили, объясняли недомолвками подробности тайной жизни, словно сами бы
ли причастны к нечистой судьбе страшного демона Черногора.
И тут же бранились, употребляя имя лешего без опаски и даже с большим удов
ольствием. А старики Ц те и божьим именем для ругательства не брезговал
и.
И все было очень понятно. Днем над сельсоветом, крашенным в голубую ясную
краску, полыхал красный флаг. Жители работали колхозом. Ближняя церковь
была заколочена. Сенька лишь один раз видел попа, и то на огороде Ц поп мо
рковь дергал. Играло радио в деревнях, говорило речи. Чистые, сытые солдат
ы маневрировали по дорогам Ц пели бравые песни. Сейчас ничего нет этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44