Ряд
ом с лещом томилась ржаная краюха, прикрытая пышно-серым листом лопуха. П
олицай хлеб жевал, отщипывая его небольшими крошками.
Володька притаился в траве. Приподняв голову, видел, как полицай пьет и за
кусывает. Хоть бы шкуру оставил, гад. Шкура у леща жирная. Мысль о шкуре вла
дела Володькой недолго. Он вообще не обладал постоянством мысли Ц чуть
возникшую, начинал развивать. Не прошло много времени, и Володька думал у
же, каким образом самому съесть леща, пока его полицай совсем не съел.
Внизу, под пригорком, шевелилась станция. Она была забита эшелонами, авто
машинами, немцами. Немцы слонялись за кипятком, чего-то пили, чего-то ели, и
ные выходили за оцепление и возвращались обратно с цветами Ц ромашками
. Один прошел совсем близко. Полицай встал, равнодушно сказал немцу: «Хайл
ь». Немец ответил ему: «Зер гут». Полицай снова сел булыжной спиной и булыж
ным затылком к Володьке. Это незначительное событие и побудило окончате
льно Володьку к действию.
Подкравшись к полицаю вплотную, Володька гаркнул хрипатым басом:
Ц Хайль Гитлер!
Полицай смирно поднялся. Тут Володька схватил леща. Но, видимо, не додумал
до конца свою мысль с голодухи. Леща нужно было тянуть беззвучно и так же б
еззвучно, ползком, пятиться, а потом сигать в кусты, и ищи-свищи. Короче гов
оря, «хайль» погубил все дело. Вставший на ноги полицай догнал Володьку в
два счета. Володька втянул голову в плечи, прикрывая ее руками, в которых д
ержал леща.
Из-под леща, как из-под козырька, он увидел полицаево лицо и сомлел. Два чер
ных глаза, как граненые камни, сыпали острыми искрами. Один глаз дикий, дру
гой и вовсе лешачий, выпученный вперед страшным дулом. Бровь задрана Ц ч
уть ли не поперек лба. Лоб смят, словно посередке глубокий шрам. Угол рта п
од лешачим глазом сполз книзу Ц и в растворе губ сверкают белые зубы. Шея
сведенная, словно кость поперек горла стала.
Ц Битый, Ц сказал полицай. Ц Битый, а глупый. Ц Он поднял руку, и Володьк
а съежился Ц в голове у него запылало, будто сунули в череп горсть красно
го уголья.
Ц Смотри! Ц закричал Володька. Ц Смотри ты, сколько на станции крыс. Ц
В ожидании удара Володька всегда плел околесицу, не специально и не обду
манно, околесица Ц чушь несусветная Ц сама плелась, иногда странным об
разом охраняя Володькину голову от разорения. Ц Крысы! Ц шумел Володьк
а. Ц Бегают, опоясанные ремнями. Котятки Ц малые ребятки, крысы всех вас
сожрут. И тебя сожрут, Ц сказал он полицаю строго. Ц Нужно «Хайль!» крича
ть, тогда не сожрут. Ц Володька во всю мочь заорал: Ц Хайль Гитлер!
Ц Я тебе дам «хайль». По хайлу и дам.
Полицейский дал ему по губам ладонью, сильно, мягко и плотно, словно удари
л в донышко бутылки, чтобы вышибить пробку.
Ц Тронутый, Ц сказал он. Ц Все равно уж пропащий.
Володькина шея скруглилась, сжалась в его толстых шершавых пальцах. Паль
цы коснулись друг друга под нестриженым Володькиным затылком и разошли
сь. Полицай стоял над Володькой белый, в глазах у него, где-то на самом дне,
черном и зыбком, тлела тоска.
Ц А-ааа! Ц закричал Володька.
Полицай взял его под мышку и, широко шагая и тяжело дыша, понес к станции.
Ц Отпусти, гад! От тебя чертом пахнет! Ц крикнул Володька.
Полицай бросил его на землю, но совсем не отпустил, он тянул теперь Володь
ку за шиворот и дышал еще громче, словно и не легкого, тщедушного мальчишк
у тащил, а огромный камень на шее.
Чтобы отомстить полицаю за несъеденного леща, за испуг, Володька наскреб
вшей в голове Ц сунул их полицаю в карман. Еще наскреб вшей, сунул туда же
и захихикал. Потом, едва поспевая за скорым размашистым шагом, Володька п
ринялся плевать полицаю на штанину Ц все норовил попасть на сапог. Поду
мал было: «Куда он меня?» Ц но беспокойная его голова, не терпевшая ничего
незаконченного, тут же ответила на этот вопрос: «Куда бы ни привел, хуже н
е будет. Черт с ним, все равно удеру, лишь бы по голове не били да хоть немног
о дали жратвы».
С полицаями Володька изредка ладил. Хоть и не слишком гордо, но, в общем-то,
справедливо полагал он, что лучше у полицая жратву сожрать, чем выпрашив
ать у голодной крестьянки с ребятами. Полицаи Ц жижа болотная. Их тоскли
вая отчужденность легко переходила в безответную доброту, слезная друж
ба Ц в лютую ненависть. Они дрались между собой так неистово, словно вдру
г не оказывалось у них более злого врага, чем сегодняшний друг. И не будь н
емецкого меткого глаза, их стая давно бы рассыпалась по лесам. С воем и каш
лем побежали бы они в дальние дали, где бы их одиночество среди чужих люде
й было хоть как-то оправдано.
Чего Володька не мог Ц воровать. Он придумывал план не только для себя, но
и для тех, у кого воровал. Свои планы он выполнял с точностью, но те, у кого о
н пытался что-то стянуть, всегда нарушали их. Однажды, совсем отчаявшись,
Володька подошел к мужику, евшему мерзлое сало, и, пританцовывая на снегу,
сказал деловито, даже с обидой:
Ц Дяденька, ты вон туда гляди.
Ц А зачем мне туда глядеть? Ц спросил мужик.
Ц Нужно по плану, Ц сознался Володька.
Мужик хмыкнул:
Ц Ага. Значит, я буду туда глядеть, рот раззявя, а в это время ты у меня сало
стибришь.
Володька кивнул горестно.
Мужик засмеялся, отрезал ему кусок, дал хлеба, да еще легонько по заду дал
и прибавил в словах:
Ц Воровать не можешь Ц проси.
Просить Володька умел. У женщин, особенно у старых, просил многословно. У м
ужиков просил с опаской, долго приглядываясь и не подходя близко, задава
л вопросы. По тому, каким блеском блестели мужицкие глаза, по ответам, по м
олчанию, по ухмылкам, по другим тонким приметам определял, что ему говори
ть дальше и куда поворачивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44