Небось полицейскому Кузьке клизмы ставит,
леший кривой, нет у него заботы, чтобы дите больное поправить.

Запахи трав стояли в избе, как лесной пар после теплого дождика, будто ста
рые мертвые бревна ожили вдруг, будто в сморщенной их сердцевине заиграл
пробудившийся сок. Озадаченные тараканы перелезли со стен на печку, в из
вестковые норы, в кирпичные гнезда. Бабка их крутым кипятком Ц они лапы к
верху. Паутину, не замеченную в тоске, счистила бабка мокрым веником. Лысы
й сверчок ушел глубоко в паз, в сухой мох, испугавшись мудреного запаха тр
ав.
Старинные часы между окон давно не ходили, засиженный мухами маятник бол
тался без пользы, но сейчас, почищенный золой, он сверкал в избе золотым те
плым глазом. Сами часы, ошпаренные и помазанные лампадным маслом, мягко п
облескивали резными колонками, причелинами и карнизиками. Были они пост
роены в виде домика, из которого в нужное время выскакивала кукушка и сто
лько раз, сколько требовалось, куковала. Она и сейчас торчала в распахнут
ых настежь дверцах, задрав голову с раскрытым клювом, как бы раздумывая, к
рикнуть ей или пока промолчать. Часы были ломаные, но один только вид их ож
ивлял избу, добавляя к гудению синих мух и скрипу рассохшихся половиц чт
о-то умное и необходимое.
Когда старик Савельев и Сенька пришли в бабкину избу, мальчишкина рана с
обеих сторон была обложена мать-и-мачехой и порезной травой. Бабка завар
ила ятрышник, иван-чай и звериную траву и вливала ему это лекарство, разжи
мая стиснутые накрепко мальчишкины зубы толстым ножом, которым много ле
т щепала лучину.
Ц Еще грыжной травой напою, Ц сказала она. Ц Вон ведь какой, весь сведен
ный.
Вокруг спящих мальчишеских глаз как бы клубилась сумеречная синева. Воз
ле волос на висках к голубому цвету добавлялась прозрачная, уходящая вну
трь желтизна. На щеках ошалело горели пунцовые пятна. Эти пятна притягив
али Сенькин взгляд, словно труп на дороге, Ц в своем любопытстве к мертво
му человек неповинен так же, как и в счастье глядеть на живое, и Сенька гля
дел. Вернее, он опускал глаза, стыдясь своего любопытства, но они поднимал
ись сами, губы кривились, распускались по лицу в улыбку, от которой станов
илось неловко и неприятно. Сенька спрятался за дедову спину, зажмурился,
но все равно видел два алых жгучих пятна, они будто ожили в его зажмуренно
м взгляде, зашевелились и даже зачмокали. Сенька подумал: «Высосут они из
мальчишки кровь, потом на меня перелезут».
Ц Дедко, Ц сказал он, Ц пойдем вон.
Ц Куда это ты пойдешь? Ц закричала на него бабка Вера. Ц Гоняешься да шн
ыряешь, как бес, а мальчонка хоть пропади. Чем я его спасу?
Ц Бульон ему нужен, Ц сказал дед Савельев.
Бабка Вера присела на скамью у окна, голос ее стал тихим и нестерпимо скри
пучим:
Ц А где твои пчелы? А где твой мед? Где все коровы? Бульон! Крещеные, слышит
е? Может, ему жаркое из поросятины? Может быть, пирожеников со сметаной?
Ц Не скрипи, Ц сказал дед. Ц Я тебе принесу леща. Уху ему сваришь крутую.
Да процеди Ц так не давай. Ц Он пошел к двери, и Сенька за ним пошел, но баб
ка Вера Сеньку догнала, ухватила за ворот.
Ц А небось в Засекине фершал живет, небось у него лекарства припрятанны
е.
Ц Нету у него лекарства, я для мамки бегал…
Ц Для мамки твоей нету, а это раненое дите.
Ц И фершала самого нету, Ц сказал Сенька. Ц И вся изба разворочена.
Бабка Вера опять села на скамейку, принялась гадать, куда дели фельдшера,
кому он понадобился такой старый. Сколько лет он лечил крестьян и колхоз
ников, и детей принимал, и все был один Ц уважаемый лекарь, даже новые док
тора со станции к нему ездили за советом, потому что знал он все местные бо
лезни, все травы от этих болезней, и целебные порошки, и микстуры, и мази, и к
ак муравьев напарить от ревматизма, и когда в горячую русскую печку лезт
ь, чтобы сырость из организма выгнать и простуду. И коров знал, как выхажив
ать, и лошадей, и овец.
Ц Зачем же его-то? Ц горевала бабка. Ц Он же ведь лекарь Ц алмаз золото
й.
Досыта нагоревавшись, бабка Вера отодвинула ногой заслонку под печкой. И
з-под печки вышла курица. Пока курица чистила клюв о половицы, пока встрях
ивалась да чесала себе под крыльями, бабка Вера намяла вареной картошки,
высыпала в нее горсть жирного лесного семени да белых муравьиных яиц.
Курица клевала долго и неаккуратно, насытившись, вспрыгнула на бабкины к
олени и улеглась, повозившись.
Бабка гладила ее сухой рукой.
Ц И то, толчея там сейчас, Ц говорила она, как бы заискивая. Ц Райские ку
щи битком переполнены. Бог нас с тобой не взял пока… Ц Бабка глянула в бе
льевую корзину, и в ушах ее прозвучало страшное слово Ц бульон! Бабка вск
очила, прижала пеструшку к груди и, торопясь и оглядываясь, затолкала ее о
братно под печку, заслонкой загородила и привалила заслонку дровами.

Худо, когда спать хочется и нельзя, когда есть хочется и нечего, Ц хуже не
т, когда по голове бьют. Володьку били по голове ладонью, кулаком, пряжкой,
сапогом, палкой, прикладом. Володька от ударов все позабывал Ц и что с ним
, и кто он, Ц и полз по земле до тех пор, пока не находил места, где спрятать у
битую голову. Потихоньку чернота в голове рассасывалась, и этот момент б
ыл страшнее ударов. Над Володькой нависала, трепеща мятыми рваными крыль
ями, громадная бабочка. Она была с толстым брюхом и отвратительной мордо
й. Брюхо ее шевелилось, сжималось, будто жевало самого себя. Мертвые сухие
лапы тянулись к Володьке. Отвратительным был и цвет бабочки, словно гнил
ь, покрытая золотой тусклой пылью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44