Это соотношение определяет цветность. Со-
зерцаемая как произведение божественного творчества, как
первый сгусток бытия, относительно самостоятельный от
Бога, как выступающая вперед навстречу свету тьма ничтоже-
ства, т. е. созерцаемая от Бога по направлению в ничто, София
зрится голубою или фиолетовою. Напротив, созерцаемая как
результат божественного творчества, как неотделимое от бо-
жественного света, как передовая волна божественной энер-
гии, как идущая преодолевать тьму сила Божия, т. е. созерцае-
мая от мира по направлению к Богу, София зрится розовою
или красною. Розовою или красною она зрится как образ
Божий для твари, как явление Бога на земле, как та <розовая
тень>, которой молился Вл. Соловьев. Напротив, голубою или
фиолетовою она зрится как мировая душа, как духовная суть
мира, как голубое покрывало, завесившее природу. В видении
Вяч. Иванова - как первооснова нашего существа в мисти-
ческом погружении взора внутрь себя: душа наша - как голу-
бой алмаз. Наконец, есть и третье метафизическое направле-
ние - ни к свету и ни от света, София вне ее определения или
самоопределения к Богу. Это тот духовный аспект бытия,
можно сказать, райский аспект, при котором нет еще позна-
ния добра и зла. Нет еще прямого устремления ни к Богу, ни
от Бога, потому что нет еще самых направлений ни того, ни
другого, а есть лишь движение около Бога, свободное играние
перед лицом Божиим, как зелено-золотистые змейки у Гоф-
мана, как Левиафан, <его же созда Господь ругатися (т. е. иг-
ратися) ему>, как играющее на солнце - море. И это тоже
София, но под особым углом постигаемая. Эта София, этот
аспект Софии зрится золотисто-зеленым и прозрачно-изум-
рудным. Это - тот аспект, который мелькал, но не находил
себе выражения в первоначальных замыслах Лермонтова. Три
основных аспекта первотвари определяют три основных цвета
символики цветов, остальные же цвета устанавливаются в
своем значении как цвета промежуточные. Но каково бы ни
было многообразие цветов, все они говорят об отношении
хотя и различном, но одной и той же Софии к одному и тому
же небесному Свету. Солнце, тончайшая пыль и тьма пустоты
248
в мире чувственном и - Бог, София и Тьма кромешная, тьма
метафизического небытия в мире духовном - вот те начала,
которыми обусловливается многообразие цветов как здесь,
так и там при полном всегда соответствии тех и других друг
другу>.
с) Я утверждаю, что проводимая в таком толковании цве-
тов символическая мифология (между прочим, одинаковая у
Гёте и у Флоренского) есть всецело именно символическая,
так как она построена на существенной характеристике каж-
дого цвета в отдельности. Против этого могут только сказать,
что эти характеристики необязательны, произвольны и субъ-
ективны. Что они необязательны, это может утверждать толь-
ко засушенное и мертвое, абстрактно-метафизическое созна-
ние. Никто никогда не воспринимает цвет без этих и подобных
впечатлений. Чистый цвет есть несуществующая абстракция и
утверждается лишь теми, кто не привык видеть жизнь, а лишь
живет выдумками. Что же касается произвольности этих ха-
рактеристик, то они являются таковыми только потому, что
весьма мало людей, которые бы задавались целью изучить
цвета в их полном жизненном явлении. Разумеется, тут воз-
можна та или иная степень произвола, покамест наука не со-
брала хорошо проанализированный этнографический, психо-
логический и феноменологический материал. Наконец, со-
всем уже нелепо обвинение в субъективизме. Думают, что
возбужденный характер красного цвета есть субъективное (так
как нереальное) переживание, а колебательные движения
среды, дающие красный цвет, - объективны. Почему? Чем
одно лучше другого? Разве эти <волны> не суть тоже некое фи-
зическое явление, воспринимаемое обычным путем? Почему
одни восприятия субъективны, другие вдруг объективны? По-
моему, все одинаково субъективно и объективно. И не лучше
ли просто выкинуть всех этих субъектов и объектов и не лучше
ли описывать предмет так, каким он является? Не хочется
людям довериться живому опыту. А он как раз говорит, что не
мы возбуждаем красный цвет, а он - нас; не мы успокаиваем
зеленый цвет, но он - нас; и т. д. Ну, так и давайте запишем:
красный цвет вызывает возбуждение, именно он, а не мы
сами. И, значит, возбужденность - его объективное свойство.
Для меня оно, во всяком случае, гораздо более объективно,
чем какие-то там волны неизвестно чего, о которых я с гимна-
Флоренский П. Небесные знамения (размышление о символике
Цветов). Маковец. 1922. № 2. С. 14-16.
249
зических лет успел забыть все, что ни вбивали в меня стара-
тельные физики. Физику я забыл, а красный флаг от белого
всегда буду отличать, - не беспокойтесь.
d) Такова живая мифология цвета, ничего общего не
имеющая с абстрактно-аллегорическими толкованиями <на-
учных> теорий. Еще сложнее и интереснее делается мифоло-
гия, когда она относится не к свету и цвету вообще, но к све-
товым или цветным предметам. - Лунный свет отнюдь не
такая простая вещь, чтобы можно было сразу взяться за вскры-
тие его мифологии; и тут немало можно было бы установить
аналогий и уравнений, если бы взяться за сопоставление всех
<лунных> интуиций в различных религиях, искусствах и поэ-
зии. Можно написать целую историю интуитивной мифоло-
гии луны; и этой увлекательной задачей займутся тотчас же,
как только начнут серьезно относиться к непосредственным
восприятиям жизни и перестанут заслонять от себя жизнь
просветительским верхоглядством и абстрактной метафизи-
кой, материалистической или спиритуалистической.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135