Итак, механика и физика новой Европы боролась со старой
мифологией, но только средствами своей собственной мифо-
логии; <наука> не опровергла миф, а просто только новый
миф задавил старую мифологию, и - больше ничего. Чистая
же наука тут ровно ни при чем. Она применима к любой ми-
фологии, - конечно, как более или менее частный принцип.
Если бы действительно наука опровергла мифы, связанные с
оборотничеством, то была бы невозможна вполне научная тео-
рия относительности. И мы сейчас видим, как отнюдь не на-
учные страсти разгораются вокруг теории относительности.
Это - вековой спор двух мифологий. И недаром на послед-
нем съезде физиков в Москве пришли к выводу, что выбор
между Эйнштейном и Ньютоном есть вопрос веры, а не науч-
ного знания самого по себе. Одним хочется распылить Все-
ленную в холодное и черное чудовище, в необъятное и неиз-
меримое ничто; другим же хочется собрать Вселенную в некий
конечный и выразительный лик с рельефными складками и
чертами, с живыми и умными энергиями (хотя чаше всего ни
те. ни другие совсем не понимают и не осознают своих интим-
ных ИНТУИЦИЙ, заставляющих их рассуждать так. а не иначе).
Итак, наука как таковая ни с какой стороны не может раз-
рушить мифа. Она лишь его осознает и снимает с него некий
рассудочный, напр. логический или числовой, план.
4. Набросавши эти краткие мысли об отношении мифоло-
гии и науки, мы видим теперь всю их противоположность. На-
учные функции духа слишком отвлеченны, чтобы лежать в ос-
новании мифологии. Для мифического сознания нет ровно
никакого научного опыта. Его ни в чем нельзя убедить. На
островах Никобар бывает болезнь от ветров, против чего ту-
земцы совершают обряд <танангла>. Каждый год бывает эта
болезнь, и каждый раз совершается этот обряд. Несмотря на
всю его видимую бесполезность, ничто не может убедить этих
туземцев не совершать его. Если бы тут действовало хотя бы
222
минимальное <научное> сознание и <научный> опыт, они
скоро бы поняли бесполезность этого обряда. Но ясно, что их
мифология не имеет никакого <научного> значения и ни в
какой мере не есть для них <наука>. Поэтому она <научно> не-
опровержима. Кроме <научного> значения этот мифически-
магический акт может иметь много других значений, которые
и не снились Леви-Брюлю, приводящему этот акт в качестве
примера бессмысленности мифологии. Напр., этот обряд
может даже и вовсе не иметь никаких утилитарно-медицин-
ских целей. Быть может, и самый северо-восточный муссон
вовсе не рассматривается здесь как злое и вредящее начало.
Можно представить себе, что туземцы переживают его как акт
справедливого наказания или мудрого водительства со сторо-
ны божества и что они вовсе не хотят избегнуть этого наказа-
ния, а хотят принять его с достойным благоговением; и, быть
может, обряд этот имеет как раз такое значение. Да и мало ли
какое значение может иметь этот обряд, если стать на почву
действительной мифологии? Исследователи вроде Леви-
Брюля, для которых мифология всегда ужасно плохая вещь, а
наука всегда ужасно хорошая вещь, никогда и не поймут ни-
чего в обрядах, подобных <танангла>. С их точки зрения,
можно сказать только то, что это очень плохая наука и беспо-
мощное детское мышление, бессмысленное нагромождение
идиотских манипуляций. Но это и значит, что Леви-Брюль и
ему подобные исследователи ровно ничего не понимают в ми-
фологии. <Танангла> и не претендовал на научность. Ведь
дико и глупо было бы критиковать сонаты Бетховена за их
<ненаучность>. Записывая простой факт <танангла> и давая
свою <научную> интерпретацию, эти ученые не только сами
не дают существенного раскрытия мифа, но и препятствуют
сделать это нам самим, ибо откуда я узнаю подлинное мифи-
ческое содержание и смысл <танангла>, если ни сам его не
видел, ни автор мне не вскрыл этого содержания, предложив-
ши мне вместо этого <критику> обряда со своей, условной для
меня, <научной> точки зрения?
Итак, миф - вненаучен и не базируется ни на каком <на-
учном> <опыте>.
Говорят, что постоянство явлений природы должно было с
самых ранних пор заставить толковать и объяснять эти явле-
ния и что мифы поэтому и есть эти попытки объяснения при-
родной закономерности. Но это - чисто априорное представ-
ление, которое с одинаковым успехом может быть заменено
противоположным. В самом деле, почему, собственно говоря,
223
постоянство тут играет роль, и именно такую роль? Раз явле-
ния протекают постоянно и неизменно (как смена дня и ночи
или времен года), то чему же тут удивляться и что именно тут
заставит придумать научно-объяснительный миф? Мифичес-
кое сознание скорее, пожалуй, задумается над какими-нибудь
редкими, небывалыми, эффектными и единичными явления-
ми и скорее даст не их причинное объяснение, но какое-ни-
будь выразительное и картинное изображение. Постоянство
законов природы, таким образом, и наблюдение над ними
ровно ничего не говорит ни о сущности, ни о происхождении
мифа. С другой стороны, в этом объяснении происхождения
мифа как некоей первобытной науки опять-таки кроется ус-
ловная гетерогенетическая точка зрения на предмет, а не вскры-
тие имманентно-существенного содержания мифа. В мифе о
Гелиосе нет ровно никакой астрономии, если даже сделать
малоправдоподобную гипотезу, что миф этот был придуман с
целью объяснить постоянство в видимом движении Солнца.
В повествовании Библии о семи днях творения нет ровно ни-
какой ни астрономии, ни геологии, ни биологии, ни вообще
науки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135