Ну, да что там говорить... Словом, исто-
рия несводима на природу; наоборот, сама природа делается
понятной только через историю. История - не просто факты,
даже и не просто факты, поставленные в причинную взаимо-
зависимость. На такой <истории> никакого мифа не постро-
ишь, разве что пугало какое-нибудь...
<Заботится ли солнце о земле? Ни из чего не видно: оно eei
<притягивает прямо пропорционально массе и обратно про-
порционально квадратам расстояний>.
Таким образом, первый ответ о солнце и о земле Коперни-
ка был глуп.
Просто - глуп.
Он <сосчитал>. Но <счет> в применении к нравственному
явлению я нахожу просто глупым. 1
Он просто ответил глупо, негодно. :
С этого глупого ответа Коперника на нравственный во-
338
ц планете и солнце началась пошлость планеты и опусто-
щение Небес.
((онечно, - земля не имеет об себе заботы солнца, а
ппько притягивается по кубам расстояний>.
1ьфу!> (В. В. Розанов).
2 Во-вторых, поскольку история есть становление фактов
"ошмаемых, фактов понимания, она всегда есть еще тот или
моя модус сознания. Тут впервые проводится резкая грань
между природой и историей. Я не буду опровергать бесконеч-
но упреков в <субъективизме>, <идеализме>, <метафизике> и
по Это скучно. Кто не усваивает <объективности>, <созна-
я> ц <понимания>, тот напрасно читает мои рассуждения и
задраено теряет время на изучение проблем мифа и истории.
факты истории должны быть так или иначе фактами созна-
ния. В истории мы оперируем не с фактами как таковыми, но
с той или иной структурой, даваемой при помощи того или
иного понимания. Куча фактов, из которых состоит, напр.,
эпоха культурного перелома России в XVII в., должны быть
осмыслены заново так, чтобы получился действительно куль-
турный перелом, а не просто голые факты, как, напр., запад-
ная живопись в боярских домах или немецкая слобода под
Москвой. Все эти факты как факты, сами по себе, совершенно
ничего не значат в смысле истории. Они должны быть обняты
какой-то общей концепцией, в них же содержащейся, но не
появляющейся из простой их суммы. Историческое зрение
обобщает эти факты и видит их in specie. Этот подвижной
<специес> и есть подлинный предмет истории.
Что он даст для мифа? Конечно, он несравним в этом от-
ношении с первым слоем. Если первый слой, можно сказать,
амифичен, то второй слой доставляет мифу его фактический
материал и служит как бы ареной, где разыгрывается мифи-
ческая история. При его помощи мы можем увидеть миф, уви-
деть подлинно исторические факты. Пока мы находимся в
первом слое, мы только анализируем отдельные краски, кото-
рые ушли на изготовление картины, холст, на котором она на-
рисована, .химически и физически анализируем все вещества,
из которых состоит картина. Этим мы еще даже и не прикос-
нулись к картине как таковой. Но вот мы взг/чянули на картину
как на нечто целое, восприняли ее в единой концепции, увиде-
ли светотени, краски, фигуры, забывши о химии и физике.
Это значит, что мы перешли ко второму слою. Аналогично, в
мифической истории мы тут начинаем видеть живых личнос-
тей и живые факты; картина истории становится обозримым и
339

ощутимым целым. Уже перед нами не мертвый приказ или
указ, но его реально-историческая значимость, его фактичес-
ки бывшее воздействие на государственную и общественную
жизнь; не собрание мертвых документов и писем данного го-
сударственного человека, но самый этот живой человек, выра-
зившийся в этих документах и письмах. Бить по воздуху пле-
тью - пустое и отвлеченное занятие; но, напр., порка крестьян
и рабов есть проявление конкретной идеи, ибо тут - реальное
общение личностей, понимающих друг друга. Существует, ко-
нечно, и разная степень конкретности исторических идей.
Сжигать людей на кострах красивее, чем расстреливать, та
же как готика красивее и конкретнее новейших казарм, коло-
кольный звон - автомобильных воплей и платонизм - мате-
риализма. Таковы <живописные> функции этого второго слоя
исторического процесса.
Но для мифа не только <исторична> история в обыкновен-
ном смысле. Исторична всякая личность, всякое личное об-
щение, всякая мельчайшая черта или событие в личности.
Особенно ярко ощущение универсального историзма в хрис-
тианстве. В язычестве, вырастающем на обожествлении кос-
моса, строго говоря, нет историзма. Языческий платонизм -
максимально аисторическая система. Тут сама история и со-
циология есть часть астрономии. В христианстве, вырастаю-
щем на культе абсолютной Личности, персоналистична и ис-
торична всякая мелочь. И в особенности опыт мистического
историзма ощущается христианским монашеством. Для мона-
ха нет безразличных вещей. Монах все переживает как исто-
рию, а именно как историю своего спасения и мирового спа-
сения. Только монах есть универсалист в смысле всеобщего
историзма, и только монах исповедует историзм, не будучи
рабски привязан к тому, что толпа и улица считает <исто-
рией>. Он умеет поставить свою личность и свои личные при-
вязанности на правильное место; и только монах один - не
мещанин. Только монах понимает правильно и достаточно
глубоко половую жизнь; и только он один знает глубину И
красоту женской души. Только он один ощущает всю глубо-
чайшую антиномию продолжения человеческого рода, кото-
рую не знает ни блудник, ни живущий умеренной, <законной>
супружеской жизнью. Пишет величайший аскет, мировой на-
ставник монашества: <Некто поведал мне о необычайной и
самой высшей степени непорочности, он сказал: <Один [св.
Нон еп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135