– И это благодарность, – пробормотал он, поднимаясь по скрипучей лестнице.

На следующий день Нельсон отменил вечерние консультации и пошел в спортивный корпус размяться. Со Дня благодарения он ходил туда раз в неделю, а с тех пор как Миранда свозила его за покупками – почти каждый день. Что проку от нового костюма, если под ним все тот же рыхлый одышливый тип?
Покуда трепетные первокурсники стучали в его дверь, Нельсон мчался по беговой дорожке, обгоняя парней и девушек в два раза моложе себя. Он сам удивлялся, как быстро восстановил форму. Иногда какой-нибудь пыхтящий студент занимал внутреннюю дорожку, и Нельсон, догнав, легонько касался его пальцем, вызывая судорогу в ноге или внезапное растяжение мышцы. Впрочем, b последнее время он, сознавая свою силу, просто огибал таких на бегу.
В тот вечер Нельсон, чувствуя приятную усталость, сбежал по лестнице, кивая накачанным молодым людям и улыбаясь девушкам в спортивных топах. Идя по коридору к раздевалке, он услышал несмолкающее «бум-бум-бум», как будто кто-то лупит по мешку. Собственно, так оно и было: кто-то молотил кулаками боксерскую грушу, которую держал кто-то другой – видны были только его бледные икры. Нельсон прошел мимо, и тут удары сменились шлепаньем ног, учащенным дыханием и, наконец, звуком его собственного имени: «Нельсон!»
В дверях раздевалки Нельсон обернулся. Перед ним, опираясь рукой на стену, стоял запыхавшийся Лайонел Гроссмауль в обрезанных штанах, несвежей майке, широкой в плечах и узкой в боках, и старых спортивных тапочках от неведомого производителя. Волосы его были взъерошены, толстые стекла очков запотели.
– Он… хочет… – задыхаясь, выговорил Гроссмауль, указывая через плечо на комнату с грушей.
– Кто? – спросил Нельсон, хотя прекрасно догадывался.
– …вас… видеть, – докончил Лайонел, но Нельсон уже шагал мимо него по коридору.
Он вошел в дверь. Акулло, голый по пояс, вытирал лицо полотенцем. На нем были шелковые боксерские трусы, сверкающие и ярко-алые, на ногах – высокие ботинки на шнуровке. Мощные ляжки, плечи и торс курчавились густой растительностью, бицепсы выпирали, как у профессионального спортсмена. Тяжело дыша, декан отнял от лица полотенце и сузил глаза.
– Нельсон, – сказал он. – Вас-то мне и надо. Он бросил полотенце мимо Нельсона и двумя руками медленно повернул к себе грушу. Лайонел прошмыгнул сбоку, отлепил от лица полотенце и дрожащими руками убрал его в дорогую спортивную сумку Акулло, потом встал зa грушу, сжал матерчатые рукоятки и уперся ногами в пол. Прижался лицом к груше, поправил очки, зажмурился и напрягся всем телом. Акулло подтянул кожаные ремешки на руках и взглянул на Нельсона.
– Вы меня подвели, Гумбольдт. Вы по уши в дерьме. Он правым кулаком ударил грушу. Гроссмауль скривился и поджал пальцы на ногах.
– Как? – спросил Нельсон. – Что такое?
– Это дело, с которым вы обещали разобраться… Ни хера вы не разобрались.
Акулло ударил левой, приплясывая на пятках и поводя головой, будто искал слабое место в защите. Лайонел, гримасничая, поправил грушу.
– Это дело? – переспросил Нельсон. Палец начинало припекать.
– Не гребите мне мозги, Гумбольдт. Вы знаете, о чем я. – Выставив голову и покачиваясь из стороны в сторону, Акулло нанес более стремительный удар. Икры его напряглись, складки на боках подрагивали. Гроссмауль изо всех сил удерживал грушу, морщась при каждом ударе. Его жирные безволосые ноги дрожали.
– Вы насчет писем? – сказал наконец Нельсон.
– Насчет писем? – тоненьким голоском передразнил Акулло. – На случай, если вы не в курсе, это говно полезло по новой. Вы убрали не того человека.
Акулло тяжело дышал в такт ритмичным ударам. В воздухе запахло его потом.
– Погодите! Вы мне сами сказали, что это Куган!
– Я ничего вам не говорил. – Акулло расставил ноги и правой нанес серию быстрых ударов туда, где находилась бы голова противника, потом левой со всей силы двинул грушу под дых. – Мы беседовали. Вы сделали свои собственные умозаключения и убрали не… того… человека.
Нельсон молчал, скрестив руки на груди и сунув горящий палец под взмокшую подмышку.
Удары Акулло все меньше походили на бокс, все больше на избиение. Лайонел по другую сторону груши обливался потом, очки его съехали набок, ноги ходили ходуном. При каждом ударе он слабо постанывал.
– Держи ровнее, твою мать! – заорал Акулло, яростно мутузя грушу.
Руки у Гроссмауля дрожали, хватка ослабла. Внезапно Акулло остановился и отступил на шаг; его мощная грудь вздымалась, пот ручьями бежал по курчавой шерсти. Он ткнул кулаком в сторону Нельсона. Гроссмауль разлепил один глаз и слегка разжал руки.
– Где вы были, когда выступал Бранвелл? Вы слепой, Нельсон? Глухой? Совсем охренели?
– Я был там, Антони.
Акулло набрал в грудь воздуха и ударил с такой силой, что груша содрогнулась, а застигнутый врасплох Гроссмауль сел на корточки и чуть не плюхнулся задом.
– Я внятно и ясно попросил, – рявкнул Акулло, потирая костяшки пальцев. – Этот гребаный Вейссман прилюдно обсирает моего кандидата, а вы стоите у стенки, как гребаный столб!
Нельсон молчал. Лайонел несколько раз качнулся вместе с грушей, потом все-таки выпустил ее и заковылял в сторонку, протирая очки.
– Чем вы обязаны этому хмырю Вейссману? – спросил Акулло.
– Немногим, – отвечал Нельсон. От боли в пальце его бросило в пот.
Акулло побежал на месте, встряхивая кистями рук.
– Вы видели «Конана-варвара»? – отрывисто спросил он в такт бегу.
Нельсон пожал плечами.
– Помните, как Конан говорит, в чем смысл жизни? – Не замедляя бег, Акулло ухмыльнулся, видя недоуменное лицо Нельсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138