Сквозь гудение слышался немолчный бубнеж одиноких тридцати– и сорокалетних женщин; их кабинки располагались одна за другой, как швейные машинки в цеху. Нельсон пошел по проходу; он уже вспотел. Всякий раз он надеялся пройти незамеченным, и всякий раз тщетно. В каждой кабинке сидела женщина в костюме из магазина готового платья, втолковывая осовевшему студенту грамматическое правило или принцип изложения мысли, и каждая из них поднимала на Нельсона запавшие, обреченные глаза. Лишь немногие из здешних преподавателей чего-то ждали от будущего: подрабатывающие профессорские жены, недавние выпускники, начинающие литераторы. Однако в основном здесь трудились разведенные женщины с детьми и старые девы с кошками. Их спаяли горький конвейерный коллективизм и привычка интеллектуально зубоскалить по всякому поводу – побочный эффект чрезмерной начитанности. Это была самая презираемая часть факультета, морлоки для элоев с восьмого этажа. Если в бюджете открывалась течь, они первыми шли ко дну. В терминологии Валлерстайна Валлерстайн Иммануил – современный американский социолог и экономист.

они были бедной колониальной окраиной, поставляющей богатому центру (факультету) переработанное сырье (первокурсников), дабы профессура, не утруждаясь черной работой, свободно занималась феминистской теорией и постколониальной литературой.
Нельсон выделялся среди них, как стивенсоновский белый бродяга на островах Тихого океана. Он тоже преподавал литературную композицию, но он был не их, пришлый, – не потому что мужчина, а потому что неудачник. Как все угнетенные народы, женщины из программы литературной композиции презирали колонизаторов, опустившихся до уровня туземцев, даже больше, чем колонизаторов вообще. Взгляды, которые бросали в Нельсона, были остры, как копья.
Перед учебной частью Нельсон набрал в грудь воздуха и, расправив плечи, прошел мимо тусклой кофеварки и древнего ручного ротапринта. За дверью в крошечной каморке помещалась Линда Прозерпина, заведующая программой литературной композиции, субтильная, до срока поседевшая женщина с огромными глазами и кожей бледной, как лунный свет. Она сидела перед заваленным бумагами столом – одна рука подпирает лоб, в другой сигарета – и просматривала ведомости с оценками, которые преподавателям выставляют студенты. Во взгляде, устремленном на компьютерные распечатки, читалась такая тоска, будто все в этой и прошлой жизни видено не одну тысячу раз. Не глядя, Линда стряхнула пепел в полную бычков пепельницу. Курить в здании университета строжайше запрещалось/но здесь, где день не отличался от ночи, заведующая программой литкомпозиции могла делать, что ей угодно.
– Линда! – с чувством воскликнул Нельсон. – Можно вас на минуточку?
Очень медленно Линда подняла холодные, блеклые глаза.
– Нельсон, – неторопливо ответила она. – Я слышала, вы нас покидаете.
Это был вежливый эвфемизм для «вас выперли». Даже здесь, в Подземном царстве, блюли условности. Нельсон мутился, однако продолжал улыбаться.
– Нам понадобится ваша кабинка, – продолжала Линдa. – Как вы думаете, когда вы сможете ее освободить?
Палец у Нельсона горел. Условности условностями, но никаких иллюзий.
– Вообще-то у меня нет кабинки. У меня по-прежнему кабинет на третьем этаже.
– Ах да. – Линда сморгнула. Кабинет Нельсона был в мире живых и не представлял для нее ни малейшего интереса. – Что у вас с рукой?
Нельсон пустил в ход домашнюю заготовку.
– Порезался, когда брился. – Он чуть шире растянул губы. В пальце пульсировала боль.
– Ясно. – Линда выпустила серое облачко. – Я думала, вы поцапались с Антони.
– Так как зимний набор? – Нельсон по-мальчишески дал петуха.
Линда снова затянулась и примостила сигарету на край пепельницы. Тесная каморка пропахла застарелым табаком.
– Простите за грубость, Нельсон, но вам-то что?
– Я надеялся, что вы дадите мне несколько часов. – Нельсону все труднее было удерживать на лице улыбку.
Линда вздохнула и откинулась в скрипучем кресле, окутанная серым дымом. Она заговорила медленно, как будто обращалась к ребенку.
– Строго говоря, Нельсон, вы у нас не работаете. Мы дали вам часы, потому что нам спустили такое распоряжение. – Линда возвела очи к деканату, девятью этажами выше, вложив в голос все презрение владычицы Подземного царства к своенравным и распущенным олимпийцам.
– Понимаю. – Нельсон втиснулся в комнату. Улыбка его окончательно увяла. – Я надеялся, что вы возьмете меня к себе в программу. Теперь, когда меня… когда я могу взять часы. Мои оценки… – Он слабо указал на ведомости.
– Не хуже и не лучше чьих-либо других. – Линда взяла сигарету, подалась вперед и уткнулась глазами в ведомости. – Всего доброго, Нельсон. Напомните обо мне миру живых.
Палец у Нельсона горел, но на задуманное не хватало духа. Он сунул руку в карман.
– Линда, вы знаете мою ситуацию. – Нельсон понизил голос. – Мне нужна работа.
Линда снова подняла глаза, выразительно раздавила окурок и сложила руки на столе.
– Поймите, Нельсон, у меня список из пятидесяти женщин, – ровным голосом ответила она. – Все они замечательные учителя, учителя от Бога, и по большей части работают официантками. Или продавщицами в книжных. Или корректируют на дому. Или перебиваются на пособие.
– Понимаю, это несправедливо…
– Справедливо?! – Линда подняла глаза. – Это преступление, вот это что! У вас, Нельсон, есть ученая степень…
Нельсон сжал руку в кулак, вдавил ногти в ладонь.
– Значит, перед вами открыты возможности, которых нет у большинства из нас, – продолжала Линда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138