Сверху возникло бледное лицо, и на Нельсона уставились два ярких немигающих глаза.
– Время платить, профессор, – сказала Вита Деонне, и все почернело.

18. LA VITA NUOVA Новая жизнь (ит.) – название сборника сонетов Данте.



Нельсон очнулся в аду, в комнате без окон. Кирпичные стены покрывала копоть. Деревянные доски пола вздымались и коробились. Из щелей между ними бил алый свет и сочился едкий дым, от которого щипало глаза и першило в горле. Одну стену занимал огромный циферблат с цифрами в обратном порядке, со стрелками-мечами. Их приводили в движение черные шестерни и гири огромного механизма, свисавшего с потолочных балок. В центре, как черное сердце, пульсировала блестящая пружина, а внизу рассекала воздух острая бритва маятника. На могучих почерневших стропилах сидели злые красноглазые демоны, огромные, голые, красные, как вареные раки, с бугристой мускулатурой, огромными срамными частями и глазами навыкате, как у Питера Лорре Лорре Питер (1904 – 1964) – американский киноактер венгерского происхождения, игравший злодеев в триллерах.

.
Нельсон тоже был наг, горящие доски обжигали, он все не мог найти положение, в котором боль бы хоть немного ослабла, и катался по полу, как капля воды в скворчащем жире на сковородке. Однако хуже всего была боль в правой руке – нестерпимый, недостижимый жар от верхней фаланги, такой, что хотелось схватить самое близкое живое существо – жену, любовницу, одну из своих невинных дочерей – и остудить пылающий палец в их беззащитной плоти. Только пальца не было – остались лишь кровавый обрубок и неутолимая, безысходная боль.
Он пытался плакать, но слезы обжигали щеки. Он хотел кричать, но в иссохшем горле не осталось крика.
– Простите! – прохрипел он, глотая едкий дым. – Если бы я мог, я бы все вернул, как было! О, дайте мне вздохнуть! Я книги свои сожгу! О, дайте мне вздохнуть! Я книги свои сожгу! – Марло, «Фауст», сцена ХIII.


Тут демоны с визгом устремились вниз, скача с шестеренки на шестеренку и раскачиваясь на гирях. Они запрыгали на тлеющих досках, терзая Нельсона когтями, впиваясь острыми зубами в икры; они с хохотом плясали на груди, пронзительно выкрикивая его имя. Один впился зубами в член и замотал головой, как голодный пес. Изувеченная рука полыхнула болью, словно факел. Нельсон взмолился о милосердии, захлебываясь едким дымом.
– Нет! – огромным колоколом загремел другой голос, мощный и чистый; бледная рука с длинными пальцами прошла над Нельсоном, сгоняя хохочущих демонов с его груди.
– Нет! – гулко повторил колокольный глас. – Нет! – еще десять раз кряду, и рука стряхнула остальных демонов с чресел и ног Нельсона – прочь в клубящийся мрак.
Нельсон почувствовал, что его голову приподняли и положили на колени. Две руки перевязывали его изувеченную кисть длинной полоской прохладной ткани. Вопреки всему, вопреки чудовищному, жгучему раскаянию, боль в руке потихоньку убывала. Он поднял взгляд и увидел склоненное над собой лицо – длинное, узкое, без глаз, носа, рта; только сияющий серебристый овал.
– Я сплю? – простонал Нельсон, и его глаза наконец наполнились прохладными слезами. – Пожалуйста, скажите, что я сплю.
– Мы созданы из вещества того же, что наши сны, – произнес голос, – и сном окружена вся наша маленькая жизнь.
– Что? – переспросил Нельсон.
Фигура длинными пальцами погладила ему веки, закрывая глаза.
– Ничто человеческое мне не чуждо Ничто человеческое мне не чуждо – Теренций (ок. 190 – 159 до РХ).

, – сказал голос.
Алое зарево поблекло; трескучие доски встали на место, воздух посвежел. Дышать стало легче. Вверху мерно щелкал огромный часовой механизм: толстые зубья исполинских шестерен сходились, огромные цилиндрические гири рывками поднимались и опускались на цепях, тяжелый маятник медленно раскачивался – тик-так, тик-так над неспокойной головой Нельсона Гумбольдта.

Когда он открыл глаза, то первым делом увидел над собой бледное узкое лицо Виктории Викторинис.
– Нет! – заорал Нельсон и попытался закрыть лицо руками. Что-то холодное и жесткое удержало его запястье.
– Перестаньте, Нельсон. Откройте глаза. Нельсон приоткрыл одно веко. Над ним склонилась
Виктория, бледная, с ввалившимися щеками. Она была без темных очков, обычно ледяные глаза покраснели, в них сквозила усталость. Виктория подняла левую руку – правая рука Нельсона потянулась за ней.
– Видите?
Он открыл второй глаз. Они с Викторией были скованы серебристыми наручниками. Его правую руку плотно перетягивал шарф или большой носовой платок. Там, где когда-то был указательный палец, ткань пропиталась кровью.
– О Господи! – выдохнул Нельсон.
– Можете сесть? – спросила Викторинис, заглядывая ему в глаза.
Нельсон приподнял голову. Он лежал на холодном дощатом полу. К своему облегчению, он увидел, что одет и обут. Виктория сидела рядом по-турецки, положив свою левую руку рядом с его правой. Она выглядела против обыкновения растрепанной, стриженые волосы топорщились, под глазами чернели мешки. На ней была шелковая, застегнутая до горла пижама.
– Попробую.
Викторинис неловко поддержала его левой рукой, и Нельсон сел, прислонившись спиной к грубой кирпичной кладке. Все тело, особенно ноги, словно налились свинцом. Изувеченная рука пульсировала. Горло пересохла и саднило, как от наждака, очень хотелось есть. Еще немного выпрямившись, он огляделся.
Они с Викторинис были в большом квадратном высоком помещении с дощатым полом и темными кирпичными стенами, одну из которых занимал огромный светящийся циферблат. Цифры на нем шли в обратном порядке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138