- Кто там?
Молчание. Женщина заметила крохотный скол на стене от бутылки
шампанского, разбитой по случаю сдачи в эксплуатацию стальных ворот
двухкомнатного замка.
- Кто там? - повторила Нина Пантелеевна и почувствовала, как
подкатывает тошнота.

В минуты волнения Васька Помреж предпочитал трапезничать в пивном
баре "Жигули". Множество - жующее, пьющее, переругивающееся, хохочащее -
успокаивало, приглушало недоброе. С очередью страждущих - мокнущей,
жарящейся, мерзнущей - прижатой к стеклянным витринам бара в любое время
года железяками ограждения, ничего общего не имел. Просачивался всегда
через шашлычную "Валдай", нырял в подсобки и по круговерти коридоров
пробирался в бар, где царил бывший дружок по институту. Помрежа
обслуживали по высшему классу, креветки коих и не видел простой народ,
специально вылавливались из чана беззубыми, краснорукими старушенциями с
жутким прошлым, воблу-крупняк незаметно притаскивали в чуть замасленном
газетном листе, предлагали водку, но Помреж от "северного сияния"
воздерживался, голова трещала, да и считался все же, что за рулем; пиво -
другое дело, хоть разит, мозг не туманит; побегаешь почаще, глянь, как
стеклышко, пиво Васькин организм перерабатывал исправно. Почки отменно
фильтруют, всегда с гордостью заявлял Помреж.
Сейчас замер на Калининском по соседству с гастрономом, перед
витринами с марками и вспоминал детство. Бог мой, красота какая! В его
годы треугольная Тува и та слюну вышибала, тусклая, запечатанная
штемпелями, а сейчас... и названий стран Васька не видывал. Паровозы
девятнадцатого века ему глянулись, купил пакетик за пятерку, хотел еще
птичек за трояк прихватить, но утроба взвыла пустотой и оторвала Помрежа
от витрины с марками.
В шашлычной оливковолицые мужчины подкладывали снедь, по-отцовски
нависая над блондинками, десятилетиями услаждающими негоциантов с далеких
югов при деньге; ветреные офицерские жены смущенно жались к стенам
полукабинетиков; редкая студенческая пара боялась оторвать взор от
скатерти, чтоб не встретиться, упаси Бог, с укоризненным взором официанта
- наели, шантрапа, едва на чирик. Васька прянул к кухне, на ходу кивнул
девице в передничке с крахмальной наколкой на жидких волосьях, ущипнул
крутой зад синеглазой павы с блокнотиком счетов и ручкой в нагрудном
карманчике, невесело, с тоской подмигнул и, не удосужившись по старинному
знакомству задержаться, хоть словцом переброситься, побежал вдоль
кафельных стен вниз, откуда слоями поднимались запахи пива, мыла и
нечистых котлов с привкусом металлического.
Вчерашняя история с Фердуевой не давала покоя, и звонок Мишки Шурфа
лишь подлил масла в огонь. Помреж знал, что так начинаются войны, с
незначительной пограничной стычки, бескровной, вроде не намеренной.
Сразу нашел дружка, облобызал вислощекую харю, отметив запах дорогого
одеколона, заказал горячее и два кувшина пива, узнав, что есть немецкое в
бутылках, бросил ключи от багажника Кольке-подносиле, велел затарить в
багажник пару ящиков.
В зал Помреж вплыл величаво, значительно, как океанский
корабль-странник в провинциальный порт. Огляделся: студентики, отстоявшие
не один час; девки яркие, жалкие с преувеличенно начерненными глазищами;
господа офицеры, как раз мужья примерно тех жен, что смущенно впадали в
изменный грех рядом, в шашлычной; денежный солидман, вдруг сподобившийся
побаловаться пивком; алкаши-долгожители без зубов, без волос, без
возраста; чиновничество всех рангов, от потертых, обшарпанных, считающих
каждую копейку до процветающих, сидящих на клапане; ухажеры не слишком
взыскательных дам, позволяющих прогуливать себя, хоть и в центральный, а
все ж шалман; случайные экземпляры мужской породы, не определяемой
деятельности, расположения на лестнице успеха и способа пропитания.
Помреж двинул к своему столу у стенки, с неудовольствием заприметив
двух девок, вполне симпатичных, даже вроде промытых, но не подходящих к
настроению, требующему уединения. Помреж переглянулся с официантом: мол,
девок удали, задвинь подальше. Официант ринулся наперерез васькиному
курсу, затарахтел в уши с бижутерными серьгами аж до плеч.
Помреж притормозил до исчерпания предмета переговоров, сдернул с
подноса пробегающего халдея веточку петрушки, пощекотал кончик носа.
Девки канючили, официант вертелся и так и сяк, тыкая то в один угол
зала, то в другой. Переговоры затягивались. Ваське надоело, пришагал к
столу - хорошо хоть любимый стул свободен - грузно опустился.
- Этот что ль? - одна из девиц в упор расстреляла Помрежа глумливыми
глазами.
- Этот, этот. - Подтвердил Васька, вынул пакетик из кармана, высыпал
марки с паровозиками на чистую деревянную поверхность, разложил квадратики
один за другим, залюбовался.
- Придурок, гляди! - прошептала востроглазая девка соседке. Морда
Помрежа, уснащенная не только лошадиными зубами, но и великанскими ушами,
коим и шепот не уловить - непозволительно, оторвалась от марок. Васька
хотел воткнуть колкое, едкое, может, матюком запустить, да кураж весь
вытек, молчаливого взора хватило, чтоб девок сдуло безо всяких резонов и
уговоров.
Начал с осетринки холодного копчения, велев прожарить мясо
среднекондиционно, то есть с сыринкой внутри, но чтоб не текла кровища по
губам, будто людоед закусывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113