Северянам Чорк заявил бы, что это он обеспечил
невмешательство властей.
Филипп вертел рюмку из-под корвалола. Защита Фердуевой его
обязанность, но не во вред же себе. Если ее решат того... он не допустит,
слишком жестокая мера, если же только проучить, то даже неплохо, чтоб еще
больше ценила прикрытие. Выходило, и Чорку, и Филиппу неучастие выгоднее
всего.
- Они что хотят? - решился Филипп.
Вот оно. Чорк придвинулся, заглянул в свинячьи глазенки.
- Да ничего, только пугают и все. Для острастки, может даже, чтоб кто
со стороны увидел, что ребята серьезные, может они хотят прижать Фердуеву
не из-за дележки, а чтоб поиграть мускулами и других остудить. Бывает же,
в назидание неверящим.
Теперь Филипп не волновался: Чорк за сказанное отвечал -
кровопускание Фердуевой не грозило, остальное - внутреннее дело дерущихся.
Рыжий решил подороже продать неучастие, денег вечно не хватало.
- Незадача, - прогнусавил правоохранитель, - вроде б в курсе я, что
готовится безобразие, а вроде б глаза закрываю...
- За всеми безобразиями разве уследишь? - подсказал Чорк и полез в
карман, на свет явился конверт. Невидимое содержимое конверта внушило
Филиппу покладистость.
- Оно, конечно, нечисти развелось тьма...
Однако конверт Чорк отложил в сторону, и Филипп погрустнел, но
напрасно, Чорк вынул бумажник, разломил и щедро, не считая, отсыпал
крупные купюры. Филипп упрятал деньги.
- А конверт? - со смехом поинтересовался рыжий, - для слабонервных
приготовлен?
Чорк спрятал конверт, вознамерился не отвечать - похоже обнаглел
гость, допрос учиняет - но, подумав, решил не обострять.
- С некоторыми экземплярами от вида живых бабок обморок приключается,
вроде как от шприца или собственной крови.
Филипп поднялся.
- А где мадам сейчас? Мои ребята объезжали дом, поднимались на
площадку, никого, в квартире пусто...
- Суббота... куда-то отъехала по надобностям. - Чорк начал тяготиться
присутствием гостя, - дама знойная, вдруг приспичило...
Филипп ухмыльнулся: знал бы Чорк о его амурах с Фердуевой, вот бы
изумился, а может и знает, собака! Может, кто из людей играет на две лузы?
Дело не мудренное. Филипп, не подавая вида, возмутился нелестной оценкой,
данной Фердуевой. Насосался бабок, все ему можно, лепит ярлыки
налево-направо.
- Значит, не знаешь где? - Филипп, загребая кривыми ножонками,
потрусил к двери.
- Значит не знаю. - Чорк вроде изумился, что старинный подельщик
подозревает друга в неискренности.
Уже в дверях Филипп подзастрял, уперев брюхо в косяк.
- Я вот сомневаюсь... - и оборвал фразу, уронив жирную верхнюю губу
на нижнюю, будто жаба глотнула муху.
Чорк в объяснении пускаться не стал. Рыжий - ценный кадр, что
говорить, но Чорка так просто не свернуть, он вроде свободно стоящей
телемачты на расчалках-распорках укрепленной и, если одну подрубить, две и
более, другие держать будут накрепко, а сразу все натяжные тросы
перерубить ох, как непросто! Да и кому оно нужно? Все прикормлены, машина
смазана, отлажена, а новую запускать - хлопотное дело, нелюбимое в
дремотном царстве.
На улице Филипп налетел на милицейского рядового - свежак, только
испеченный, еще и не видывал Рыжего в глаза. Филипп ухватил новичка за
пряжку и строго вопросил:
- Кто перед тобой, деревня?
Парень оторопел, но сразу смекнул, что лезть в бутылку глупо, люди
солидные, сразу видно: верховодят и цену себе знают.
Филипп приобнял солдатика, отец родной, да и только. Чорка спектакль
не раздражал, но лишнего времени на просмотр не было, кивнул Рыжему,
скрылся в глубине заведения. Филипп зашагал к зданию исполкома пешком,
хозяйски поглядывая по сторонам. Суббота, а он на службе, работает, а вот
Дурасников, сукин кот, умотал куда-то, а в магазинах шаром покати, народ
кучкуется у пустых прилавков, отсутствие жратвы возмещает ожесточенными
перепалками с продавцами-ворюгами, на днях проверяли, из двух сотен только
трое не обвешивали, то ли по глупости, то ли из лени, и так текло щедро со
всех сторон.
После ухода Рыжего Чорк отзвонил в Бабушкино. Его поняли сразу - путь
открыт. Со спецмашиной Чорк северянам, так и быть, поможет. Фердуева
ерепенилась, а зря... неужто невдомек, что Чорк поглавнее будет,
сторожевой навар не слабый, что говорить, дело жирное, и все же Фердуева
проявила неосмотрительность, надо за версту чуять, у кого кулак тяжелее и
кость шире.
Все отладилось: разрозненные, непосвященному кажущиеся странными
действия Чорка через краткое время прорастут деньгами и расширением
влияния, а расширение - залог выживания, кто не расширяется, гибнет.
Настроение, с утра неважное, улучшилось. Полез в карман за лоскутом
замши, принялся любовно протирать витраж входной двери.

На террасе у Почуваева наступало лихое время, поднабрались изрядно.
Наташка Дрын лезла к Пачкуну. Приманка, раскрасневшаяся от выпитого,
елозила по коленям Дурасникова. Зампред набычился, мял девку без слов,
скорее всего причиняя боль. Шурф утратил красноречие и мастерски
матерился. Васька Помреж скакал вокруг стола, щелкая лошадиной челюстью,
поцеловывая меж перебежками, то Светку, то Наташку, то единственно
непьяную Акулетту, почтительно обходя Фердуеву. В беспорядочном кружении
Васька успевал прихватить гитару, просыпать на очумелые головы пару
аккордов, вплетая в куплеты, слова непонятные, нечленораздельные,
напоминающие бред.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113