В заведении Чорка пить не полагалось, но не пить на балу скучно, и
Чорк, как и многие, для проверенных лиц освоил незатейливое разливание
коньяка в пузатые графины, ничем не отличающиеся от вместилищ подслащенных
напитков.
- Разлить старлеев или капитанский?
Фердуева поморщилась: трехзвездочный коньяк для ее рати не почину
низок, да и капитанский, четыре звезды - отдает скаредностью.
- Заправь генеральским, - уронила заказчица и обиделась, не увидев в
глазах Чорка и тени уважения, только готовность все устроить, как
требуется.
Чорк попутно предложил Фердуевой швейцарские часики. Миляги. Купила
не торгуясь, лето намеревалась отзагорать в неприступном пансионате и уже
сейчас вкладывала деньги в ублажение доставальщице путевок. Часы Чорка
Фердуева оставит себе, а поднадоевшие свои, на коих ловила не раз
восторженный взор путевочницы, снимет царским жестом с запястья и замкнет
на веснушчатой, мучнистой коже пожизненной уродки.
Чорк проводил до входа, предупредительно распахнув мореного дерева
дверь с витражами и, перехватив оценивающий взгляд Фердуевой, пояснил:
- Дверь ладили четверо, все с высшим... художественным, теперь год
гуляют на заработанное. - Чорк огладил хрустально промытые витражи и даже
потянулся к разноцветным плоскостям, вспыхнувшим внезапно сиганувшим меж
крыш солнечным лучом, будто желая поцеловать.
Фердуева такси не отпускала, уселась на заднее сидение, скользнула
взглядом по счетчику, не из скупости, а желая знать стоимость поездки из
чистого любопытства: ремонт ее машины затянули сверх оговоренных сроков,
и, не дав таксисту тронуться, Фердуева выскочила, притормозив движение
мужчин на тротуарах, замедливших пеший ход при виде такого восточного
великолепия форм и красок, ринулась в ближайшую телефонную будку.
Чорк наблюдал за гостьей сквозь цветные стекла: нет, чтоб от меня
позвонить - все секреты! Крутая бабенка, наделенная свыше особым даром -
решимостью, как раз в таких проявлениях, что окружающим ясно - эта ни
перед чем не остановится. Если и числилось нечто притушающее
привлекательность Фердуевой, наносящее ущерб ее женским чарам, то как раз
мужская твердость и очевидная всем хватка. Фердуева набрала номер
автосервисников, рекомендованных Мишкой Шурфом, объяснилась резко,
завершив излюбленным - я деньги плачу! И швырнула трубку.
Чорк не лишил себя удовольствия оглядеть с ног до головы стремительно
пересекающую проезжую часть цыганской яркости женщину, облаченную в
невиданные одеяния. Фердуева шваркнула дверцей такси так, что водитель
затосковал: как бы колеса не отскочили! Другому пассажиру ни в жизнь не
спустил бы, а тут только краем глаза зыркнул в зеркальце заднего вида на
подтянутую, с подчеркнутыми свинцовой серостью глазами женщину и смолчал,
даже удивился себе, обычно склочному и не склонному извинять всякие-разные
придури ненавистникам общественного транспорта.
Такси взметнуло пыль из-под задних колес, облачко поплыло к входной
двери коопкафе и медленно легло на витражи. Чорк извлек из кармана
замшевый лоскут и, не торопясь, протер цветные стекла.
Почуваев, после доклада Фердуевой о подвалах, уловив в хозяйском
голосе больше, чем заинтересованность, решил обследовать подземные
пространства лично. Почуваев-отставник, решительный, коротконогий мужчина
с бритой головой, с виду весьма консервативный, любил новации и даже к
"тяжелому металлу" и прочим придурям молодняка относился вполне терпимо.
Вообще в Почуваеве поражал контраст между сумеречной внешностью и веселым
нравом. Почуваев никогда и нигде не терялся, обожал балагурить, мог
посквернословить с понимающими толк в ругательствах и вообще, умел
находить подходящее обращение с типами самыми капризными.
Ходил Почуваев три сезона под защитного цвета плащ-палаткой, а
четвертый, летний сезон, таская десятирублевые сандалеты непременно с
яркими пестрыми носками, брюки пузырем и тенниски образца пятидесятых
годов - неизвестно где и раздобывал такую редкость, может, донашивал
старые запасы. Под плащ-палаткой Почуваев носил обычно затертые до
сального блеска костюмы неопределенной масти и клетчатые рубашки,
застегнутые на все пуговицы, а в особенно торжественные дни еще и галстук
нацеплял. Людей почуваевской складки обычно боготворят кадровики,
неизвестно отчего решив раз и навсегда, что именно на таких стоит-держится
земля родная.
Почуваев готовился к спуску в подвалы обстоятельно. Из дома захватил
фонарь, запасную лампочку к нему упрятал в нагрудный карман рубахи, надел
ботинки поплоше, не забыл прихватить одежную щетку - вдруг пылью обсыпет
или еще какая оказия? Одним словом, к экспедиции отставник снарядился
продуманно и без спешки. Сдав дежурство Ваське Помрежу, Почуваев домой не
спешил: чего там делать? Газеты читать? Он и так перечитывал на службе
ворох под потолок, телевизора тоже насмотрелся под завязку, что и делать
тягучими вечерами, если клиенты нешебутные, не орут в мат-перемат, не
безобразят и ведут себя пристойно, лишь изредка нарушая покой Почуваева
общепринятыми вопросами про кипятильники, сахар или чаек, желательно
зеленый. Итак, отдежурив, Почуваев спустился на лифте и, кивая отражениям
в зеркальных дверях, двинулся к подвальному лазу, как именовал про себя
забытый, заставленный отслужившим свое сейфом, вход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113