Чорк кончиком языка лизал край рюмки со
сладким напитком, изредка прихлебывал пахучий кофе...
Фердуева тоже охватила тонкую ножку рюмки, показалось, что пальцы
липнут к нетщательно протертому стеклу. Сегодня же о ее визите станет
известно в стане врага: это и хорошо, и плохо в равной мере, так что
опасаться вскользь, будто и вовсе случайно брошенных взглядов, не
приходилось.
Чорк не хуже собеседницы понимал, что долгий разговор вдвоем на
глазах у всех невольно бросает тень, получалось, что Чорк посвящен, а,
если посвящен, значит должен сделать выбор; впрочем, как раз умением не
примыкать ни к одной из сторон всегда славился этот ухоженный, жгуче
черный мужчина розовостью щек напоминающий внезапно повзрослевшего
ребенка.
- Какие сложности? - Уточнил Чорк.
- Они приходили. - Фердуева отпила ликер, вынула итальянский платок с
монограммой "Кальвин Клейн", вытерла губы.
Чорк знал, что в их кругах приход без предварительной договоренности,
без звонка означает вступление на тропу войны.
Чорк не уточнил цель прихода, на что претендуют северяне - выходило,
и так все знал; обычная история - раздел сфер влияния.
- У тебя вкусное дело, пахучее, многим ноздри щекочет. - Хозяин
заведения откинулся на спинку стула: мол, посмотри, у меня тоже не
последнее предприятие, а тишь, гладь и божья благодать, никому и в голову
не приходит тревожить Чорка.
Женщина опустила лицо к скатерти, закружилась голова, плод проклятый
напоминал о себе тошнотой. Головокружение прошло, Фердуева уразумела, что
Чорк не слишком напористо, скорее акварельно намекает - предлагает
защиту... или показалось? Защиты она не искала, защиту требовалось
оплачивать, Фердуева хотела вести дело сама: какая разница, кто откусит от
ее пирога, люди с севера или банда Чорка, она желала сохранить свои
владения неприступными.
- Вкусное дело, - повторил Чорк, - многим не по нутру чужие навары.
Фердуева взбрыкнула, голос сорвался.
- Я же первая начала, первая нарыла...
Чорк любовно допил ликер до капельки, только что не перевернул рюмку
вверх дном.
- Тут не важно, кто первый, важно, кто сильный.
Лицо Фердуевой приняло выражение, которого страшились ее товарки по
зоне, когда она еще девчонкой бегала к начальнику.
- За мной тоже кое-кто стоит.
- Поздравляю! - мужчина играл пустой рюмкой. - Зачем же я тебе тогда
нужен? Слабины северян за так не преподнесу, ходов-выходов на бумажке за
здорово-живешь не нарисую.
Наверное, тошнота лишает ясности мысли, иначе разговор клеился бы
по-иному. Не хочет подвинуться, не идет навстречу, хотя у Фердуевой есть
кое-что на Чорка, и он знает, но ей и в голову не придет пугать, наживешь
сильного врага и вся выгода.
- Меня топтать не дадут, - попробовала еще раз повернуть беседу в
нужное русло.
- Знаю. - Чорк согнал улыбку, избавился от снисходительности во
взоре, смотрел на женщину как на равную с пониманием и уважением. - Не
дадут? - похоже советовался сам с собой. - Не дадут?.. Видно сомневаешься
в поддержке, в крепости дружков, иначе о чем говорим?
Фердуева смолчала: достал! Спрятала платок в сумку, перехватила
взгляд, чиркнувший по тонкому батистовому прямоугольнику. В сумке в
упаковке лежали еще четыре платка. Достала прозрачную коробочку, протянула
Чорку.
- Нравятся? Возьми! Бабе своей.
- Которой?
- Твое дело.
Чорк спрятал дар в карман пиджака.
- Сколько я тебе должен?
Фердуева смотрела в окно на проносившиеся автомобили, на беременную
бабу с коляской, шлепающую по чавкотне мостовой; на водителя троллейбуса,
пытающегося подцепить к проводам сорвавшуюся штангу; на согбенных старух с
авоськами, наполненными чахлой, будто опаленной огнем зеленью.
Чорк достал бумажник.
Фердуева оторвалась от окна.
- Спрячь лопатник. С тебя рюмка ликера.
Чорк подал таинственный знак официантке: снова две рюмки, снова две
чашки кофе, разговор, будто и не начинался. Фердуева ощутила усталость и
злость. Все кругами да кругами, без толку заявилась, только выказала
опасения, подставилась зря, переиграл ее Чорк.
Сегодня же вечером соберет военный совет, надо перетереть подробности
обороны, надо, чтобы с ней на привязи всегда ходили двое, не меньше,
хватит славиться бесстрашием и тем, что редко балуется охраной. Пора
кончать с дурью, не девочка, козыри в рукаве тоже припрятаны.
Чорк достал коробку с платками, провел по золотым буквам и такой же
золотой орхидее.
- Мелочь, а приятно в руки взять. - Замолчал. - Милая, я ж зубы стер
в этих проказах. Жаль, не хочешь откровенно, рассчитываешь, сболтну
лишнее, пусть и не существенное, а уже кое-что от других вызнала,
приплюсуешь мое, случайно оброненное словцо, глядишь ясность какая-никакая
возникнет. Шалишь. Не обмолвлюсь, каждое слово цену имеет, каждый совет
тем паче.
Если б не тошнота, если б не дрожь, и обручами сжатая голова, она б
попробовала. Мужики дают трещину, не выдерживают ее напора. Пригласила бы
к себе, прямо сейчас, вроде блажь нашла, вроде внезапно прозрела: никогда
раньше не видела в Чорке мужчину, деловой и только, а вот сейчас, будто
пелена спала с глаз, ток прошел по обмоткам. Она б его тряхнула,
выложилась бы, но чтоб треснул, чтоб завелся, чтоб захрипел по-звериному,
а уж тогда, после, и обсудили бы. Тошнота то отступала, то накатывала. Не
в форме, как назло. А он бы клюнул - факт, она всегда видит свой размер,
свою жертву.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113