Шоколадов разместил на руле книгу и лениво скользил по сто пятьдесят
второй странице уже третий час, читал Шоколадов эту книгу не первый год, -
забавная штука вина - Коля наказал себе непременно добить чтиво к
ближайшему красному дню календаря. Дурасников значительно уселся на мягкое
сидение и демократически, то есть по-отцовски, зыркнул на Шоколадова.
- Развиваешься? - сам Дурасников книгами не баловался: зряшняя потеря
времени; говорливостью при необходимости природа не обделила, а глаза
стирать в скачках по буквам резона не усматривал. Не интересно Дурасникову
про жизнь читать, другое дело жизнь творить в пределах оговоренной
компетенции. Дурасников терпеть не мог книжных обжор - мнят из себя - и
пролетарски негодовал, видя интеллигентные лица. Классово не приемлил,
оставляя за собой право толкователя воли народной, хотя мать Дурасникова в
войну торговала петрушкой по грабительским ценам, а отец командовал
наполовину разворованным складом. Дурасников к пролетарскому сословию
никак не принадлежал, разве что по косноязычию, которое приноровился
выдавать на трибуне за муки размышлений.
- Угу... - Шоколадов плавно тронул машину, бросив книгу на горб
кардана.
- Сгонял в двадцатый? - Дурасников выложил нетрудовые, будто
лягушачьи животы, белосерые руки на папку.
- Не-а! - Шоколадов лихо обогнал троллейбус - Наташка ящик на себе аж
полквартала тащила. Хорошая девка Наташка, услужливая.
Дурасников приложил ладонь ко лбу, будто проверял, не поднялась ли
температура.
- Услужливость словцо поганое, не пролетарское!
- Угу, - согласился Шоколадов, потому как все в исполкоме знали, что
нет большего мастера размежевания меж пролетарским и не пролетарским, чем
Дурасников.
- Говорят Наташка твоя с Пачкуном шуры-муры крутит? - Дурасников
давным-давно знал об амурных отношениях со слов самого Пачкуна, да
хотелось проверить предан ли Шоколадов, не прикидывается ли, не завелась
ли червоточинка недонесения? Шоколадов знал многое, не то, чтоб могущее
потопить Дурасникова (секреты первой гильдии Дурасников, само собой, не
расшвыривал под ноги каждому), но гаденькое, лишнее, и от того у
Дурасникова иногда беспричинно портилось настроение, хотя Шоколадова ему
подбирали, руководствуясь десятилетиями отработанными представлениями о
верном водителе.
- Наташка со всеми крутит, только помани пальцем, да в кабак свози!
- Да ну? - изумился Дурасников, сладко припоминая, как ездил с
Пачкуном и Наташкиной подругой в чудо-баню.

Пачкун прел в слепооконном подвале магазина, тиская влажной ладонью
телефонную трубку. Лицом и благородными сединами Пачкун походил на
министра иностранных дел латиноамериканской республики. Вообще, при
взгляде на Пачкуна думалось, что его подлинное имя дон Идальго ди Аламейда
Кордобес ди Агильяр, а никак не Пал Фомич Пачкун.
Пачкун проговаривал по телефону разные разности, когда влетела
Наташка и выложила, что упаковала Дурасникову все, как и велено. Директор
разговора не прерывал, поманил Наташку свободной рукой, охватил бедра,
прижался к теплым тугим телесам. Наташка замерла, вырываться не полагалось
- стой, терпи, пока не отпустят.
Пачкун прикрыл трубку ладонью.
- Кольке Шоколадову пльзеньского отсыпала?
- А то! - Наташка с опаской зыркнула на дверь и погладила седины дона
Агильяра, в просторечьи Пачкуна. Директор стальной скобой напоследок сжал
бедра и выпустил Наташку. Завсекцией упорхнула, Пачкун положил трубку,
тоскливо обозрел окошки под самым потолком: белый свет нудно мутился,
смешиваясь с желтоватым от вечно горящей лампы под потертым абажуром.
Кузница моя, подумал Пачкун о своем магазине и припомнил, как по пьянке
его дружбан по школе, липовый, а может и подлинный, изобретатель Генка
Маслов кручинился: "Понимаешь, Пачкуновский, им, - тычок указательным
пальцем вверх, - ничего не нужно. Притащи я завтра машину и скажи, вот она
из воздуха делает золото, усмехнутся и пошлют на хрен, мол, не мешай
дремать, дядя! Производительность растет, благосостояние аж удержу не
знает как мчится. Все академики и профессора, врачи, юристы, инженеры мира
у нас поселились - чего еще надобно? Пшел пока цел!"
Пачкун огладил белый халат, вынул из обширного накладного кармана два
четвертных, не запомнил, кто сунул, переложил деньги в бумажник. Ученым и
невдомек, что уникальная машина, делающая из воздуха золото, давно
изобретена и поставлена на поток, и стоят у рычагов таких машин
седоголовые доны, услада непоседливых и жадных до жизни Наташек. Цехи этих
машин работают бесперебойно под приглядом дурасниковых и гармония
происходящего столь велика, что только завистники и очернители могут не
восхищаться слаженным ритмом, тарахтением и, в особенности, готовой
продукцией машин, переплавляющих не всегда чистый воздух и убогий продукт
в чистое золото.
Наталья Парфентьевна Дрын (или Наташка в устах Пачкуна) паковала
заказы для участников ВОВ. Страда заказов оборачивалась всегда
благословенной порой: не все вовцы доползали до пункта кормораздачи, не
все востребовали кусающий ценами дефицит и всегда возникали излишки -
икорные, балыковые, мало ли каковские, уходящие в сторону. Куда? Не
смешите! Хоть в те же в картонные ящики к Дурасникову.
Сейчас Наташка бдительно парила над взвесом кур и пачек масла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113