.. Так вот и мудируем, брат...
Апраксин не хуже Кордо понимал: вокруг плохо, а как сделать, чтоб
стало хорошо? Фердуевская дверь вырастала непреодолимой преградой на пути
к справедливости, число дверей таких множилось, образовывались
изолированные форпосты, сливающиеся в неприступную стену, тянущуюся из
края в край горизонта, нигде не начинающуюся и нигде не обрывающуюся...
Кордо повертел убогую коробочку с надписью "байховый".
- Гражданская самооборона против жуликов?.. Гэ эс пэ жэ! Недурно с
нашей-то любовью с сокращениями. Исполком Гэ эс пэ жэ постановил!
Иностранная комиссия Гэ эс пэ жэ рассмотрела на очередном заседании!
Пленум правления Гэ эс пэ жэ определил! Республиканские организации Гэ эс
пэ жэ усилили работу по контролю!.. Тоскливо, брат!
Апраксин разоткровенничался: ходит уже вторую неделю за жиличкой со
второго этажа, высматривает - иная жизнь, иная планета, вроде, как на
лугу, если ляжешь лицом вниз к траве, приглядишься и видишь в безмолвии
тихом, прокаленном солнцем кипит жизнь да еще как: один тащит, другой
грызет, третий осваивает новые территории, четвертый зарывается в землю,
чтоб налететь тут же на пятого, вылезающего из-под земли... Таскаюсь за
жиличкой со второго, как хвост, знаю все ее контакты, знаю как день
строится, знаю, чем промышляет... пока вчерне, если покопаться, всплывут
подробности и куда с ними? Заявиться в милицию! Вот, мол, коллеги,
результат многодневных бдений, а они мне: свихнулся, дядя? На доносы
потянуло? И вроде, тоже правы...
Про заговор тупиц Апраксину понравилось, смахивает на правду: никто
сознательно такой заговор не организует, не собираются с опаской на тайных
квартирах, не перезваниваются из автоматов, прикрывая ладошкой телефон, не
шлепают листовки на ксероксах, не шагают с плакатами по улицам,
самовоспроизводящийся заговор, тупица тупицу издалека примечает и начинает
тащить, ласкать - выгод много и конкуренции нет - не подсидит, и самому не
надо рвать ноздри, опять же тупица верностью хорош, никогда не взбрыкнет,
куда ему тупице податься? Предан будет собачьи, если ты его к корыту
допустишь... выходит, для иерарха, для чиновного воителя тупица всем
хорош, одно плохо - работа стоит, так работы никто и не требует; а уж если
тупица присягнул идеалам государственного учения, тогда и вовсе, твори,
что возжелаешь, ересь не прощается, а плохая работа не со зла же,
способности у всех разные, а кормиться всяк хочет.
Возникает вопрос, кто же предпочтительнее: слаженно, продуманно
вкалывающий еретик, или верноподанный тупица? При наших-то традициях
отыскать ответ легче-легкого...
Горячее питье, бублики, сырок, остатки варенья, ублаготворив утробу,
расслабили, делиться размышлениями Апраксину не хотелось, быть может,
Кордо и сам думал схожее или тождественное, Господи, одинаково негодуют
полчища разумных людей, а рати чиновных тупиц истопчат и несутся к ложным
целям в славе и достатке, опустошая родную землю, обкрадывая грядущие
поколения без малейшей для себя опасности держать ответ. Слава Богу,
человек смертен. Живи сейчас, а потом посмеивайся с небес, как-то потомки
начнут отметки за поведение выставлять.
Апраксин не знал, что его преследование Фердуевой не укрылось от
чужих глаз, не знал, что слежку истолковали неверно, приписали не на счет
Фердуевой, а на счет Пачкуна и Дурасникова, объяснили интересом не к
начальнице сторожевого воинства, а злобой к начмагу дону Агильяру и
желанием уесть зампреда. Люди Филиппа в машинах с полосами по бокам и в
автомобилях вовсе неприметных, заставали Апраксина все чаще или в магазине
Пачкуна или рядом, или видели, как подчиненные Пачкуна или он сам
отправлялись к Фердуевой - торги тряпьем и снабжение продуктом шли бойко,
- получалось, если не вникнуть, что Апраксин пасет Пачкуна, а значит
Дурасникова, то есть берет под колпак зампреда, и выходило, что Дурасников
- хвала его нюху - учуял беду загодя, проявив недюжинную сметку.

Филипп-правоохранитель обожал самолично пугать сведениями. Сейчас
Дурасников потел перед Филиппом, избегая встреч с глазенками-пуговками.
Филипп жевал кончик карандаша и плел несусветное: похабные шутки,
исковерканные анекдоты, перевранные до неузнаваемости сплетни...
Дурасников привык: зазря Филипп не вызывает, если б соскучился сам бы
заглянул. Зампред ждал терпеливо, тоскливо прикидывая, что не дотянул в
безмятежности до банной субботы.
Филипп не любил Дурасникова, но был с Трифоном Кузьмичем одного
помета: одинаково гоготали над несмешным, одинаково чурались людей,
выписывающих толстые журналы, не понимая, как можно всерьез читать
отличное от справок, а директивные органы, одинаково не жаловали умников,
справедливо чуя в очкастых, носатых, бледных, приличных, добротно
образованных прямую угрозу. Филипп догадывался, что и он не люб
Дурасникову, и все же судьба повязала их накрепко, симпатии тут в счет не
шли; клановость правила бал - клан невежд ширился, мощнел и, не встречая
препятствий, наглел в ублажении гложущего своекорыстия. Большого ума не
надо, чтоб уяснить: монолит начинает разрушаться с мелких трещинок,
оттого-то сколы, щербинки и царапины на поверхности аппаратного монолита
волновали всерьез.
Филипп Лукич откинулся, радостно оглядел Дурасникова, будто собираясь
сообщить восхитительное и неожиданное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113