Фердуева съела апельсин. Из парной ни звука, лишь попискивал ток,
пробегая по проводам или... кровь стучала в висках от напряжения.
Нина Пантелеевна натянула унты на ажурные колготки, набросила шубу и
только тогда сообразила, что провела в парилке достаточно времени, чтоб
навредить плоду. Злоба на себя, на северян, на Приманку, на весь мир
затопила Фердуеву, не оглядываясь, женщина выскочила из бани и побежала по
густо присыпанной снегом тропе к светящейся в отдаленни террасе.
Гульба набирала обороты. Пачкун скакал с Акулеттой, такой дворянски
неприступной на вид, такой же распутной, как знавали ее всегда. Васька
Помреж и Мишка Шурф обжимали с обеих сторон Наташку Дрын и плясали втроем
под одобрительными взглядами дона Агильяра; начмаг, будто уведомлял
молодняк: мальчики, если бы вы знали, как она мне осточертела. Наташка
Дрын и трезвая нюансов не секла, а уж в подпитии и подавно... Дурасников
распластался на диване и каждый отчетливо видел, что самое выдающееся у
зампреда - живот. На животе лежал надкушенный пирожок, к губе Дурасникова
прилипли рисинки и крошки. На появление Фердуевой никто не обратил
внимания, отсутствие Приманки никто на заметил.
Почуваев составлял к стене опорожненные банки из-под солений,
маринадов, залезая на донце каждой, выскребал то зубчик чеснока, то
незамеченный кусок янтарного кабачка и с видимым наслаждением доедал.
Один раз Мишка Шурф встретился с Фердуевой глазами, и ей показалось,
что Мишка все понял: ну что ж, ему и оповещать заинтересованный люд, а
может и переоценивает проницательность Шурфа... Фердуеву бесило все,
особенно ноги Акулетты, дрянь задирала их под потолок, демонстрируя
желающим кружевное белье; Акулетта плясала без лифчика и груди ее мелькали
в полурасстегнутой блузке.
Неожиданно выскочила кукушка из часов, прокуковала половину
одиннадцатого. Почуваев обвел присутствующих взглядом старшего по званию,
будто на построении, углядел некомплектность личного состава:
- Где эта... как ее, - Почуваев не прикидывался и впрямь плохо
запоминал имена, - ну та, которую этот боров щупал.
Почуваев совершил ошибку: боров не спал, только делал вид, что
отключился.
Мишка Шурф врубил музыку погромче, и Фердуева благодарно взглянула на
мясника, но Помреж щелкнул лошадиной челюстью, будто потревоженный
природным чувством осторожности и выключил магнитофон. Тишина оглушила.
Все замерли в разных позах, напоминая механические фигурки, у которых
вдруг кончился завод.
Акулетта повалилась на стул, развязно раскинув колени. Наташка Дрын
обвила шею Пачкуна, зашептала жаркие слова, впиваясь в розовое ухо дона
Агильяра. Помреж смотрел на Фердуеву, как всегда в минуты непонимания,
ожидая подсказки, и только Мишка Шурф, похоже и впрямь все понял,
улыбнулся тайком и отвернулся к темноте за стеклом, выбеленной снегопадом.
Дурасников открыл глаза, оглядел себя: может он причина молчания?
Может, вышел конфуз? Расстегнута ширинка или слюна вытекла из уголков рта?
Зампред поднялся, тяжело оглядел комнату, будто со сна припоминая, как и
зачем здесь оказался.
Помреж измотался в последние дни, не досыпал, не выдержал, подал
голос первым:
- Приманка где?
На Фердуеву снизошла ледяная уверенность: ей-то что, ну пошли вместе
попариться, ну попарились, ну попросилась Светка погреться еще, не
ребенок, хочешь - сиди, хоть изжарься. Фердуева приложила ладони к щекам,
будто припоминая давно забытое:
- Пошли попариться вдвоем часа полтора назад, ей не хватило, решила
остаться, очистить шкурку паром, прогреть косточки.
- Она ж пьяная в дым! - заголосила Акулетта и в гневе свела колени.
- А кто здесь трезвый? - ввернула Наташка Дрын, оторвавшись от
обожаемого уха.
- Заткнись, дура! - Пачкун больно ткнул Наташку в бок. За доном
Агильяром водился нюх на беду не хуже помрежевского.
Почуваев побледнел: если что, ему не отвертеться, дача-то его, баня
его, загул на его территории и вся маета по держанию ответа на него падет.
Кабаний затылок отставника расцвел красными пятнами. Ни слова ни говоря,
Почуваев выскочил во двор, все замерли, ожидая возвращения Эм Эм с
вестями. Через пять минут Почуваев ввалился со двора. Акулетта взвизгнула:
такой рожи у хозяина дачи никто отродясь не видывал, будто мукой обсыпали
лицо и руки ходуном ходили, похоже с потолка, кто дергал за нитки
вверх-вниз. Почуваев опустился на пол и, тупо глядя на банки вдоль стены,
промямлил:
- Ужас! Сгорела девка...

Люди рыжего Филиппа никогда не манкировали: если сверху шел приказ
пасти квартиру Фердуевой до полуночи и даже позже, значит, так надо.
Жильцы дома благосклонно взирали на ближних подходах к подъездам -
субботний вечер, возвращались кто откуда - как медленно катит низкосидящий
"москвичок", меченный гербами, с синей полосой на голубом, кастрюльном,
фоне. Нас охраняют! И люди, только что нахохлившиеся в безлюдье путей,
ведущих к дому, расправляли плечи, и дробь чужих шагов за спиной уже не
пугала, не встряхивала дрожью.
Желтолицый сержант вылез из машины, подождал напарника. На панцирной
сетке лифтовой шахты клочьями серела свалявшаяся пыль, кабина опускалась
надрывно, милиционеры безразлично скользили по похабным надписям на
стенах, обляпанных едкоцветной зеленью, краской военных городков,
затерянных в неприступных лесах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113