Противоречие это, не скрою, меня сильно смутило, когда я хотела сделать в книге необходимый акцент. Может быть, Вы не талант, а лишь видимость таланта — спрашивала я себя. А если ошибка кроется в моем представлении о таланте? — сказала я себе. Если я когда-нибудь и боялась ошибиться, то именно сейчас, боюсь роковым образом ввести Вас в заблуждение и сбить с пути, который, как мне кажется, Вы выбрали — быть счастливой матерью и не делить это счастье ни с кем и ни с чем. Хватит ли Вам этого на всю жизнь — не знаю. Не придет ли день мучительных сожалений — тоже не знаю. Ведь ребенок — Ваш, но и не только Ваш — он одновременно и часть общества. И точно так же Ваш литературный дар — не только Ваше личное достояние, это и общественное богатство, что налагает на Вас обязанности. Ну вот, опять берусь поучать... Между прочим, не исключено, что, неосознанно боясь своим указующим перстом попасть Вам в глаз, я и решилась поставить точку в «Предательстве» раньше. Притом мне почему-то казалось, что сама жизнь поставила точку в сюжете несколько раньше — словами, которые Вы произнесли в больнице и которые я, как видите, выбрала к этому опусу эпиграфом. Не в моих силах более метко охарактеризовать чувство облегчения и в то же время утраты, с каким Вы расстались с прежней жизнью, чтобы начать новую.
Р. 5. 2. Не знаю, лучшее ли я выбрала мотор, ведь я колебалась — держитесь! — между восьмью, прежде чем предпочла то, какое Вы видите на первой странице. Если этот эпиграф кажется Вам длинным, помогите мне, пожалуйста, выбрать из семи остальных более подходящий. При них я отметила свои соображения, раздумья, сомнения, возражения...
1. «Раз она корова, давать молоко ее прямая обязанность. Так нет же, нахально мычит — давай ей травы!»
Я побоялась, что Вы сочтете это грабежом среди бела дня: я взяла Ваши строки, к тому же неопубликованные, которые редакция выбросила из Вашего рассказа, поскольку:
а) те, кто не увидел параллели женщиной, думал, что речь идет о животноводстве,
б) те, кто увидел параллель с женщиной, счел это нахальствам.
2. «Человек человеку — рай и ад».
У всех на слуху, да? Затаскано, да? Правильно; «Женщина — рай и ад».
3. «Брак — это денежно-вещевая лотерея, в которой женщина вытянула счастливый билет, но очень редко она выигрывает «Жигули»» чаще всего — рубль».
М-да, однако повесть эта ведь не только о браке...
4. «Доброта — это дефицит, и там, где ее дают, у меня нет блата».
Сперва это речение казалось мне весьма обещающим и актуальным, так как здесь наконец названы поименно две животрепещущие проблемы: во-первых — дефицит и во-вторых — блат. Однако потом от этой фразы повеяло такой искренней и неприличной грустью, щипавшей глаза как дым, что под конец я стала опасаться, не вызовет ли такой эпиграф общего возмущения как слишком пессимистический.
5. «Со счастьем обстоит так же, как с лаковыми туфлями. Пока они новые, они всегда чуть-чуть жмут, а когда перестанут жать, они уже не новые». Ах, дежурное слово «счастье» объясняли на все лады, наверное, уж тысячи раз. Определения эти все равно что выстрелы по «бегущему кабану» — дают зачетные очки, но не дают мяса!
6. «Гораздо важнее истины: убил ли реальный Сальери реального Моцарта, истина, что сальери по-прежнему убивают моцартов». Не просятся ли здесь уточнения: где, когда, при каких обстоятельствах и каким оружием, чтобы не получилось искажения фактов, сохрани бог, и так далее? Но, может быть, я отбросила этот вариант потому, что не сумела сказать более метко, чем до меня сказал, а именно:
У тебя два глаза, И у нас два глава, — Так как же ты смеешь Видеть больше, чем мы?!
На костер!
7. «Есть ли у женщины душа?»
У эпиграфа, выраженного в форме конкретного вопроса, один большой недостаток — он слишком сбивает на конкретный ответ, и возможные в данном случае ответы могут сцепиться:
а) тот, кто под словом «душа» понимает лишь религиозный термин, скажет: «Ясно, что нет»;
б) тот, кто под словом «душа» понимает не только религиозный термин, скажет: «Понятное дело, есть — а к чему в наши дни такое подогревание средневековой риторики?»
Кстати сказать, и Вам советую словом «душа», как и словом «дух» — если только речь не о духе бодрости! — особенно не баловаться: всегда найдется нос, который станет принюхиваться: не попахивает ли тут идеализмом?
Ах да, вот что! Позавчера удалось наконец выдвинуть застрявший ящик. Я уж примирилась с тем, что вовек его не открою, если не поможет какой-нибудь умелец! И знаете, в чем было дело? Застрял блокнот, между прочим, с заметками о наших с Вами беседах. Обнаружилось кое-что забытое. Например, факт, что мои «зоологические новеллы» так окрестили, по сути, Вы, то ли в смущении, то ли с возмущением воскликнув: «Эти новеллы... да они какие-то просто зоологические!» В блокноте имелась не одна запись, которая пригодилась бы для «Предательства». Но сейчас у меня нет уверенности, что их следует, как говорится, работать в текст. Не до тех же пор разбавлять, пока сюжетные куски станут плавать клецками! Поборю искушение впихнуть все! И хотя, очень возможно, критика выпорет меня за недостаточную ясность, пусть останется между строк какая-то жилплощадь и для маленькой тайны. А эти заметки мы употребим для собственного увеселения. Идет?
Ирена (о себе): Я иногда себя чувствую как завтрашнее яйцо... и скорлупа уже лопается. Ах ты, чертов цыпленок! Смотрел бы лучше, где изгородь повыше, а он — где червь жирнее.
Ирена (о Гунтаре): Он из тех мужчин, которые признают то, что выгодно. Сегодня он говорит: Эйнштейн — о! Эйзенштейн — о! Но если бы Эйнштейн и Эйзенштейн жили сегодня, он послал бы их колоть дрова!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56