По крайней мере — в отличие от коллеги К.—я его не усматриваю. Зато есть жизненный парадокс: несущественное для человека отсутствие обоняния делало Вульфа несчастным, что для человека уже существенно, так ведь? Я тоже принадлежу к тем, кто «сохранит о нем вечную память» — никогда не забуду, как он сидел ссутулясь и его круглая спина бросала на стену черную тень, горб... его взгляд, напряжение, с каким он мучительно и тщетно пытался уловить запах. И странное сочетание «глухой к запахам» — разве оно не выражало очень метко его блуждание ощупью в потемках? Может быть, именно глухота к запахам делала его львом в клетке, не давая вырваться на волю, почувствовать свободу, смелость, хоть на самую малость, ну хоть настолько, чтобы вместо «почему» иногда употребить «отчего», хоть иногда позволить себе ну хоть какой-то синоним, за который голову-то уж не снимут! Однако, не доверяя своим органам чувств, он подобно слепому боялся перейти узенький мостик между «почему» и «отчего», чтобы, чего доброго, не рухнуть в канаву!
Во взаимных связях и зависимостях все сопряжено и сплетено в этом мире не только видимыми, но и незримыми, и даже весьма таинственными узами. Судьба Вульфа, а вернее — и Вульфа, помогла мне это понять, когда я была так же молода, как Вы, и даже моложе Вас. Разве пахнут только французские духи? Запах имеет и доброта. У доброты наивный запах незабудок — ведь и доброта наивна. Доброта всегда пахнет одинаково, ведь и сама доброта всегда одинакова. Зато зло пахнет по-разному. Чаще всего мясным павильоном Центрального рынка в час перед закрытием, однако иной раз столярным клеем ж бывает что лилиями. А гениальность воняет конюшней. Жаль, правда же? Гениальность, которой бы следовало благоухать, как розе в каплях росы, пахнет загнанной лошадью в мыле.
Мысленным взором я вижу Ваше лицо, Ирена, и трудно сказать, больше ли в нем веселого удивления или то-го же ужаса. Вижу Ваш взгляд... Не смотрите на меня так — Вы глядите па меня так, словно у меня прорастают рога! Не подтрунивайте надо мной, Ирена, не смейтесь, не говорите: ах если бы было в природе такое обоняние, мы бы тут же всех обнюхали, а сами помазались гениальностью, хотя она — увы, увы и еще раз увы! — пахнет лошадью. Мы ходили бы блаженно, держа нос против ветра и держась поближе к незабудкам, сторонясь тяжелого и сладкого аромата лилий и... Не подсмеивайтесь над обонянием, Ирена! Это очень важно — не быть «глухим к запахам». Это много значит — не быть «слепым к запахам». Изредка, хотя бы изредка позволять себе «отчего» вместо «почему», отважиться перейти улицу между «почему» и «отчего», не боясь поскользнуться на мостовой, перейти мостки от «почему» к «отчего», не боясь упасть в канаву. Разница между «почему» и «отчего» несущественная. Но если нам недостает смелости на несущественное, хватит ли у некго когда-нибудь отваги на существенное?
5 августа 1977 года
Р5. Так как я поневоле стала Вашей сообщницей в истории с переэкзаменовкой, не заставляйте же меня сгорать от любопытства!
ИЗ ДНЕВНИКА ВО августа 1977 года
Что значат Иренишл слова — «переэкзаменовка не состоялась»? И без объяснений. «Мы переехали на Горную улицу, 14». Получили квартиру? «Ждем в гости». Когда? «Подробности узнаете у Гунтара». Я вышла во двор — узнать «подробности у Гунтара», а во дворе пусто. Уехал... На этот раз он был не на Джеральдине («Запорожец» — на приколе), а на такси, значит заехал попутно или давая какой-то полулегальный крюк — и все же с рано...
Или он не знал содержания записки? Что же мне делать? Съездить на Горную, 14 или нет? И где она, черт побери, находится? Жаль, что цветастое платье готово г нет повода завернуть к Янине. Возможно, добыла бы какие-то сведения. Но, может быть, и Янина не живет больше на Сорочьей улице? Так или иначе, никуда пока не тронусь.
17 сентября 1977 года
С большим трудом дозвонилась в учительскую. Первый раз и второй никто не подошел. (Что там у них происходит? «Все ушли на фронт»?) В третий раз отозвался простуженный голосок. Учительница Набург? Она с классом на уборке в колхозе. Когда вернется? Пи-пи-пи... Положили трубку? Разъединили на станции? Звонить четвертый раз энтузиазма у меня не было.
18 сентября 1977 года
Как снег на голову свалились дорогие коллеги! Были в наших лесах, и собой — с полными корзинами грибов и с пустыми желудками. Чуть не сгорела со стыда: нечем угостить. Проверила запасы — плохо дело! Полбуханки черного хлеба местного, и к тому же черствого, копченые ребра (из неприкосновенного запаса Азы), остатки вареной картошки — по одной на брата, начатая пачка масла — сомнительной свежести, несколько уже чуть привядших огурцов и еще кое-что в том же роде. К счастью, меня вовремя осенила идея соблазнить их кулинарными прелестями «Радуги», и я сочно расписала «раковые шейки». У всех потекли слюнки. А далеко это? На «Жигулях» пятнадцать — двадцать минут. К тому же в кафе у меня блат. Поехали! И осложнение разрешилось с гениальной простотой Пользуясь случаем, что я в Ошупилсе, и притом на колесах, я попросила отвезти меня на Горную улицу. Они хотели знать, далеко ли это. Я призналась, что сама не имею понятия, но какие могут быть расстояния в Ошупилсе! Они согласились, но с условием, что я там не застряну, и, слегка поскучнев, все разом взглянули на часы, однако тут же заметно оживились, когда мы выяснили у прохожих, что Горная улица — на окраине городка и фактически лежит на нашем пути. Улицу мы наш 1и без происшествий, но сперва я не очень верила, что это то самое, что мы ищем... Ожидала увидеть новые жилые дома стандартного типа, а тут... В слегка тронутой осенним багрянцем, но все еще яркой зелени садов виднелись частные домики, разные по стилю, размерам, материалу, по достатку, — позолоченные вечерним солнцем Проехав в конец улицы, мы спохватились, что номера 14 не заметили Повернули назад и на обратном пути нашли:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56