Мои качели переходят в падение. Мои заметки — лишь консервы из птичьего мяса. Не могу удержать главного, что превращает жизненный материал в искусство, — праздник души.
Поэтому не старайтесь приберегать замысел на будущее — Вы его не удержите. Соберетесь «печь пироги», а найдете (какой уж там праздник души!) лишь кулек муки пополам с мышиным пометом... да и дрожжи заплесневеют. Сама диву даешься: «И где я увидела тут душистый крендель?» Если замыслу, уже запертому в готовое сочинение, — так же как спину в дубовой бочке — невредно и состоять, то замысел в бездействии быстро выдыхается — как незакупоренное шампанское. Калории-то не пропадают, однако нем не шипят больше пузырьки эмоций, а без них шампанское всего лишь сладкая бурда. Ни в каких записях не удержать Вам и ощущение полета — и качели приземлятся. Так что ничего не откладывайте на завтра, хоть Вы и завидно молоды. Завтра Вы уже не напишете того, что написали бы сегодня,— завтра Вы будете уже другая, а значит, речение Горация Сагре ОТНОСИТСЯ к литератору в еще гораздо большей мере, чем к любому человеку...
И все же, и все же, и все же — у меня по-прежнему всегда с собой блокнот. Виной тому инерция? Или склероз? Может, во мне говорит дальновидность? Просыпается жадность? Может быть, это лишь заготовка впрок на голодные годы, отчаянная попытка схватить неуловимое, сберечь не сохраняемое — смешная и тщетная борьба за то, чтобы остановить мгновенье? Так что не учитесь у меня, Ирена, нет, не учитесь! Обещайте, что не станете перенимать мой опыт. Когда приобретете свой... Господи, уже едет сосед! Обещал по дороге отвезти мое письмо на почту. Простите, что не удалось изящно закруглиться... (Он уже гудит!) Счастливого пути, Ирена! Пусть Вам в Карелии будет хорошо, а машина будет послушна (и муж тоже). Ни пуха ни пера!
8 июля 1977 года
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Не знаю, застанут ли еще Вас эти строки в том поселке с названием — латыш себе просто язык вывихнет — почти из одних согласных... Да, как его? Потом на конверте прочту по складам... Если дела ваши пойдут более или менее успешно, то бумагу я, стало быть, марала зря. И хоть в народе и говорят — чужую беду руками разведу, я все же буту болеть за Вас, чтобы Вы быстрей починили лопнувший задний мост и тронулись дальше, быть может к еще более живописному озеру — млеть от красот природы и кормить еще более лютых комаров. Звучит почти невероятно, что у Вас там — на севере! — тепло. Здесь после майских сплошных дождей и июньских гроз июль и вовсе наглухо запечатал небо. Сегодня в 12.00 было всего плюс одиннадцать часов!
Из Ошупилса вернулась вконец продрогшая. Да, я была в Ошутилсе. Усердно обшиваюсь. Увидав привезенную ткань, мама, правда, схватилась за голову: по недостатку выбора — или воображения? — я купила тоже «немнущуюся, но жутко сыпучую», «с миленькими маргаритками», с которой она приняла столько хлопот. Только сегодня утром в «Женщине Советской Латвии» прочитала, что «для больших размеров не следует выбирать материю с узором из отдельных цветов». Поздно! Все уже раскроено и сколото булавками. Выгляжу, как цветочный луг на ветру площадью с гектар! День поездки, кстати сказать, и на сей раз выбрала неудачно. Чуть не пришлось поворачивать оглобли —или же лезть в крысиную вору за Вашим ключом, так как мама была в Риге, куда-то испарились. К счастью, все разрешилось. Вине-та с Дарисом повели меня в «Радугу» пить коктейль. Во время культпохода я сделала вывод, что лидер у них, близнецов,— Винета (так ведь?), тогда как Дариса надо подталкивать, направлять, он склонен согласовывать свой взгляд с лидером, и этот урон, наносимый его мужскому достоинству, но временам компенсирует приступами упрямства. По манере себя вести Винета — копия Ундины, а по виду... Знаете, я бы сказала, что во виду она похожа скорее на Вас. Не замечали? По дороге в кафе произошел такой забавный случай. Над нами летел самолет. Ребята разом запрокинули головы. Винета сообщила, что хочет работать стюардессой. Дарис утер ей нос, заявив, что будет работать пассажиром. Та возразила, что пассажиром работать нельзя. Но Дарис остался при своем — он будет работать пассажиром, и баста! Как типичный мужчина он желал, чтоб последнее слово осталось за ним, даже если это последняя глупость!
Этот эпизод подвигнул меня на маленькую импровизацию. Не хотите послушать? Вот он, так сказать, разворот темы.
Если бы жизнь была самолетом, мужчина хотел бы быть в нем пасса женщине желал бы видеть стюардессу.
При взлете и посадке самолета она должна ходить в проходе между креслами и смотреть, все ли в порядке, тогда как о н сидит, надежно пристегнувшись, чтобы в случае какого-либо происшествия быть в безопасности.
Она должна подавать ему карамель о г давления в ушах, а в длительных полетах и легкую, вкусную, изящно сервированную пищу, благотворно действующую на его физиологические процессы и самочувствие, а в случае нужды снабдить также пакетом из плотной коричневой бумаги, чтобы в критической ситуации он не уронил свое мужское достоинство.
Она должна быть в туфлях на высоких каблуках: в такой обуви ноги выглядят стройнее, походка грациозней, а видеть стройные ноги и грациозную походку ему приятно, когда, откинувшись на мягком сиденье или, напротив, ссутулившись, о н поднимет глаза и — в зависимости от настроения — бросит на нее скучающий или заинтересованный взгляд поверх раскрытой газеты или журнала.
О н очень охотно уступает ей честь быть хозяйкой, превосходно чувствуя себя в роли гостя, который может свободно выбирать, когда и в каких рейсах лететь, тогда как она должна летать строго по графику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56