Я отнюдь не уверена, что все это следовало выкладывать при детях, но надо полагать — они это слышали не впервые и очень возможно, не только это: шагая рядом, они ловили каждое слово, однако без особого удивления восприняли, что она (Ундина) «изгадила себе жизнь», спутавшись с «этим кобелем» (Сиполом). Тут Дарис опять вставил свой боевой клич: «А он купит мне портфель!» (Янина: «Цыц ты! Замолкни наконец!») Когда Ундина осталась в положении, она, Янина, дочери сказала: ну что теперь с ней будет — обманутой, брошенной? А та: никто ее не обманул, не бросил. Да как же так?! Наверняка уж посулил развестись с же и взять за себя! А та: нет, не обещал. И все же спуталась? Да! И еще добавила, что он, Сипол, был такой тихоня, что ей захотелось ею совратить. Ну вот, а теперь принесет в подоле! А та: и принесу! Если уж заиметь ребеночка, то от такого, как он — красивого, видного, порядочного! А не от какого-нибудь трепача в штанах пузырем и с вечной бутылкой в кармане. Порядочный! Опозорил девку, а у ней он... порядочный! (Дарис: «А он мне купит портфель!» Янина: «Да заткнешься ты?!») Два раза у нее была возможность выйти замуж «вместе с приданым». Один — вдовец, «с детьми правда, но мужик ладный», украинской нации, тот сказал: *У тебя двое, у меня двое, пускай дерутся —- кто кого!» А она все ха-ха-ха, не станет она разжигать национальную рознь — и отказала. Другой — в эту зиму сватался и без того, здешний, из Елгавы, сад у него и теплица, за одни тюльпаны берет каждый год чуть не две с половиной тысячи, не пришлось бы Ундине больше потеть в «Радуге», сам бездетный, так что все осталось бы Винете и Дарису... Он серьезно, а она знай себе ха-ха-ха! Уехал человек разобиженный. Она, Янина, после-то дочь укоряла: на какие райские кущи ты надеешься, какого дожидаешься вознесения? Ай, да никакого, печально ответила Ундина — она просто не может обмануть Сипола. Ну все наизнанку вывернула! Обмануть Сипола! Иисусе, да кто же кого обманул и по сей день обманывает? (Дарис: а он мне купит порт... Янина: заткнись! Дарис: а он все равно мне купит портфель! Вот увидите! Янина: ну постой, дома я тебя ремнем взгрею! Дарис: если будешь меня бить, я... напружу в штаны!) Но пока дошли до дома, страсти улеглись, остыли. Осмотрев материал, Янина, правда, повздыхала — «царица небесная, опять сыпучий!», однако взялась за ножницы, чтобы «одним разом» приготовить и первую примерку. Об Ундине мы больше не говорили, и принять какую-то резолюцию в этом пункте повестки дня все равно было не в наших силах. Пока ножницы хрупая мелькали в маленьких руках Янины, мы рассуждали, как-то им, Набургам, путешествуется по Карелии, одним словом, языки чесали, высказывая с потолка взятые предположения, ведь и одна и другая, мы знали только, что «там сотни озер и миллионы комаров» и еще кое-что в том же роде. Под конец («Только осторожно, булавки! Ну что я говорила!») я втиснулась в полуфабрикат, и разговор перешел на тему — где надо забрать по уже, а где выпустить, еще бы чуть и я бы опоздала на автобус. Что она имела в виду, сказав, что Ирена «человек ветра»?
18 июля 1977
Втемяшилась мне мысль, впилась как клещ — и на те вам, всю вторую половину дня я рылась в словарях, выискивая семантические пояснения к словам, сочетающимся с «ветром». И ничего наводящего...
А, да что я копаюсь, уходя все дальше от того, что ищу!
Человек ветра...
Чем это слово околдовало меня, поразило, заворожило?
Почему не дает мне покоя, как будто оно не слово, а ключ к сущности Ирены?..
3 августа 1977 года
Ночь раскрыла навстречу дождю пересохшую глотку, по его нет как нет. Что за странная гроза — хоть бы капля одна упала, только сад шумит, только молнии мечутся и грохочут громовые раскаты, потом нехотя удаляются, откатываясь за лес. Свеча тихо трепещет в воздушных токах. Аза лежит под столом у моих ног, отчасти и на ногах, лежит смирно, уютно и плотно (почему она перед этим выла?). Опять удар грома! Гунтар мог бы и обождать, пока кончится непогода. По пути из Риги подхватил Ирену на бегу и на всех парах умчал (быстрей, живей!), не дал как следует попрощаться, усталый после вечерней смены раздраженный, а час поздний, электричества нет и не будет, надо полагать, до утра.
Опять гром...
Какая призрачная гроза, сухая, как выплаканный глаз, только бушуют страсти. Куда же ударила та молния? В провода? В трансформатор? Раскат... еще раскат... еще один! За окном что-то зазвенело, брызнули синие искры, и все — мы с ней остались в темноте.
Я взглянула на Ирену — испугалась? — и встретилась с ее взглядом, вероятно о том же вопрошавшим меня. И вдруг меня охватило странное, почти мистическое ощущение, что Ирена — это я. Над рекой сверкали молнии, дрожащим отсветом наполняя комнату и всякий раз грозя развеять мой самообман. Но, проваливаясь вновь в разворошенную грохотом тьму, я опять погружалась в прихотливо - сладостное видение, глядя на свою молодость, которая молча смотрела на меня сквозь двадцать лет, сквозь двадцать вечностей...
Может быть, сходить за свечой?
Она неопределенно пожала плечами. Почему она молчала? Что она во мне разгадывала? Что изучала? Что она во мне увидела? Может быть, свое будущее? И каким оно ей казалось в белом разорванном свете молний?
Спросить?
Лучше достану свечу... Идти никуда не надо — шкаф рядом, но я долго шарю как во сне (спички, где спички?), пока они наконец не тарахтят. Ну вот, и у меня будут посиделки при свечах (а тогда на Сорочьей улице я подтрунивала), ну вот, и у меня вечер с грозой, и в чулане сосиски... и стоп, не сбежал ли на кухне кофе? Черт знает до чего все похоже! Или сходство поразило нас обеих как удар молнии?..
Фитиль нехотя загорается, свет пламени ползает по ее лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56