ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Он молчал.
— Гунтар, ну! Даю вам рубль. Он молчал.
— Ладно — два рубля! Ну? Два пятьдесят!.. Три! Гунтар, три рубля! Гунтар!
Он продолжал молчать. Мы ехали все быстрее.
— Не гоните так, Гунтар! Если мы разобьемся, вы ничего не получите за секрет. Вот вам последняя цена — пять!
Снизить скорость ему и в голову не приходит. Мы мчимся по средней полосе, обгоняя всех.
— Гунтар, вы низкий вымогатель! Ну ладно, повторяю — назовите свою цену.
Однако назвать свою цену уже нет времени, если бы даже он захотел, — мы сворачиваем к хутору. Я ВЗГЛЯнула на часы: фантастика — за сорок три минуты! Наконец он открыл рот и изрек, что у меня удивительная способность портить другим настроение. Я засмеялась и сказала, что для меня это вовсе не новость, я слышу это постоянно. Он полюбопытствовал — от кого? От собственного мужа! Теперь засмеялся и Гунтар, протяну! на деньги, не пересчитав, небрежным жестом сунул в карман и— до скорого! — не развернув машину, задним кодом рванул к шоссе.
Иногда кажется — он сумел бы ехать даже боком...
19 октября 1977 года
Ирена прислала письмо — весьма удрученное, но очень и очень человечное! В нечаянном озарении я впервые по-настоящему поняла, как много значит для нее работа в школе. (А что же я думала? Ах, по обыкновению, видимо, не думала ничего...) Фраза «Ведь педагогика не только наука, но также искусство и любовь, культура взаимоотношений, этика и эстетика» могла бы показаться несколько напыщенной, если бы двумя строчками ниже не следовал прокурорский вопрос себе самой, «Но, быть может, я мстительная и низкая?» (Ее упрекали в этом?!) и еще через несколько строк горькая усмешка над своим поражением: «Дон Кихот в юбке проиграл бой с ветряными мельницами», так как Цезарь Висмант ни на консультации, ни на переэкзаменовку демонстративно не явился и все-таки на заседании педсовета большинством голосов переведен в десятый класс. И в роскошном особняке, насколько можно судить, живется ей не ахти как роскошно. Совершенно не справляется с делами. Как уйдет с утра, так вернется иной раз только в сумерки. И по дому ничего не успевает. Начала рассказ — полтора месяца прошло — не может кончить. На кухне еще с позавчерашнего дня «немытая посуда... М-да, как говорится, судьба женщины, и учительницы в особенности.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Здравствуйте, рыцарь Печального Образа!
Может быть, Вы уже срубили крыло какому-нибудь ветряку, а то и разворотили мельницу? Заочно я это сделала, ведь заочно мы все храбрецы. Школьную жизнь я, правду сказать, знаю слабо. Если выслушать Ваших оппонентов, может сказаться, что у героя события помимо влиятельной мамы есть еще какие-то трогающие сердце обстоятельства, раз уж педагогика, как Вы сами пишете, есть и искусство, а в искусстве нет ничего абсолютного, однозначного: что для одного шедевр, то для другого дрянь. Но даже если Вы правы только на пятьдесят процентов, в душе я на Вашей стороне, ибо твердо держусь взгляда, что в жизни все должно быть честно заработано, а на сегодняшний день первое, что человек сам зарабатывает, это отметка. Разве не с выставленной незаслуженно тройки в конце концов начинается то падение нравов, которому мы ужасаемся потом, когда невинный цветок созреет в ядовитую ягодку? И на все сто процентов Вам верю, когда Вы жалуетесь, что не в силах «все успеть и совместить», зато горячо возражаю против Вашей уверенности, что «все успеть и совместить» удается мне. Кто Вам сказал, что мне это удается? Из чего Вы сделали столь ошибочный вывод? Никогда (слышите — никогда!) мне не удавалось успевать и совмещать то, что мне в жизни надо было успеть и совместить. Никогда не была я примерной дочерью, женой и матерью. В отношении к своим близким часто бывала эгоистична, и пусть оправданием — если вообще оправдание возможно — послужит мне то, что еще чаще безжалостно я относилась к себе самой. Я так долго, так упорно, так сознательно и порой, признаться, даже героически, хотя и столь же тщетно, пыталась все успеть и совместить, что у меня есть серьезные и основательные сомнения в самой возможности все успеть и совместить, и тем не менее без этого женщина в искусстве не может достичь ничего. Заколдованный круг, в котором мы вращаемся как в центрифуге...
В молодости я была максималисткой и непоколебимо верила в возможность все успеть и совместить. Убедившись, что могу вполне успешно сама «и сено косить, и косу точить», решила сделать следующий шаг и стала сама «и стог метать», пока однажды не открыла, что нажила себе грыжу. После этого стала воздерживаться от поднятия, переноски и прочего перемещения непосильных тяжестей, и все же и дальнейшее развитие событий никак не может служить Вам примером для подражания. Когда на одной конфорке у меня кипел суп, а на другой кипело белье, когда одной рукой я писала, а другой штопала, одновременно слушая по радио международный дневник, когда рукопись так крепко сдружилась с картофельными очистками, что я стала публично хвастать умением делать семь дел сразу, — на меня навалилась такая черная тоска, что я взяла бельевой шнур и стала вязать петлю. Но и эта затея кончилась ничем. Я пробовала так и этак, но с досадой обнаружила, что годную в эксплуатации петлю вывязать не умею. Теперь Вы, Ирена, видите, с кем имеете дело!
Над письменным столом я время от времени вешала в тонкой рамочке так называемые
обязательства
Дневная норма (сделать обязательно!). Ополоть три-четыре куста. Вымыть два - три окна и т. д.
Думаете, я их выполняла? Чаще всего нет. Только мне писалось — все благие намерения шли прахом: кусты оставались неполотые, окна немытые и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
— Гунтар, ну! Даю вам рубль. Он молчал.
— Ладно — два рубля! Ну? Два пятьдесят!.. Три! Гунтар, три рубля! Гунтар!
Он продолжал молчать. Мы ехали все быстрее.
— Не гоните так, Гунтар! Если мы разобьемся, вы ничего не получите за секрет. Вот вам последняя цена — пять!
Снизить скорость ему и в голову не приходит. Мы мчимся по средней полосе, обгоняя всех.
— Гунтар, вы низкий вымогатель! Ну ладно, повторяю — назовите свою цену.
Однако назвать свою цену уже нет времени, если бы даже он захотел, — мы сворачиваем к хутору. Я ВЗГЛЯнула на часы: фантастика — за сорок три минуты! Наконец он открыл рот и изрек, что у меня удивительная способность портить другим настроение. Я засмеялась и сказала, что для меня это вовсе не новость, я слышу это постоянно. Он полюбопытствовал — от кого? От собственного мужа! Теперь засмеялся и Гунтар, протяну! на деньги, не пересчитав, небрежным жестом сунул в карман и— до скорого! — не развернув машину, задним кодом рванул к шоссе.
Иногда кажется — он сумел бы ехать даже боком...
19 октября 1977 года
Ирена прислала письмо — весьма удрученное, но очень и очень человечное! В нечаянном озарении я впервые по-настоящему поняла, как много значит для нее работа в школе. (А что же я думала? Ах, по обыкновению, видимо, не думала ничего...) Фраза «Ведь педагогика не только наука, но также искусство и любовь, культура взаимоотношений, этика и эстетика» могла бы показаться несколько напыщенной, если бы двумя строчками ниже не следовал прокурорский вопрос себе самой, «Но, быть может, я мстительная и низкая?» (Ее упрекали в этом?!) и еще через несколько строк горькая усмешка над своим поражением: «Дон Кихот в юбке проиграл бой с ветряными мельницами», так как Цезарь Висмант ни на консультации, ни на переэкзаменовку демонстративно не явился и все-таки на заседании педсовета большинством голосов переведен в десятый класс. И в роскошном особняке, насколько можно судить, живется ей не ахти как роскошно. Совершенно не справляется с делами. Как уйдет с утра, так вернется иной раз только в сумерки. И по дому ничего не успевает. Начала рассказ — полтора месяца прошло — не может кончить. На кухне еще с позавчерашнего дня «немытая посуда... М-да, как говорится, судьба женщины, и учительницы в особенности.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Здравствуйте, рыцарь Печального Образа!
Может быть, Вы уже срубили крыло какому-нибудь ветряку, а то и разворотили мельницу? Заочно я это сделала, ведь заочно мы все храбрецы. Школьную жизнь я, правду сказать, знаю слабо. Если выслушать Ваших оппонентов, может сказаться, что у героя события помимо влиятельной мамы есть еще какие-то трогающие сердце обстоятельства, раз уж педагогика, как Вы сами пишете, есть и искусство, а в искусстве нет ничего абсолютного, однозначного: что для одного шедевр, то для другого дрянь. Но даже если Вы правы только на пятьдесят процентов, в душе я на Вашей стороне, ибо твердо держусь взгляда, что в жизни все должно быть честно заработано, а на сегодняшний день первое, что человек сам зарабатывает, это отметка. Разве не с выставленной незаслуженно тройки в конце концов начинается то падение нравов, которому мы ужасаемся потом, когда невинный цветок созреет в ядовитую ягодку? И на все сто процентов Вам верю, когда Вы жалуетесь, что не в силах «все успеть и совместить», зато горячо возражаю против Вашей уверенности, что «все успеть и совместить» удается мне. Кто Вам сказал, что мне это удается? Из чего Вы сделали столь ошибочный вывод? Никогда (слышите — никогда!) мне не удавалось успевать и совмещать то, что мне в жизни надо было успеть и совместить. Никогда не была я примерной дочерью, женой и матерью. В отношении к своим близким часто бывала эгоистична, и пусть оправданием — если вообще оправдание возможно — послужит мне то, что еще чаще безжалостно я относилась к себе самой. Я так долго, так упорно, так сознательно и порой, признаться, даже героически, хотя и столь же тщетно, пыталась все успеть и совместить, что у меня есть серьезные и основательные сомнения в самой возможности все успеть и совместить, и тем не менее без этого женщина в искусстве не может достичь ничего. Заколдованный круг, в котором мы вращаемся как в центрифуге...
В молодости я была максималисткой и непоколебимо верила в возможность все успеть и совместить. Убедившись, что могу вполне успешно сама «и сено косить, и косу точить», решила сделать следующий шаг и стала сама «и стог метать», пока однажды не открыла, что нажила себе грыжу. После этого стала воздерживаться от поднятия, переноски и прочего перемещения непосильных тяжестей, и все же и дальнейшее развитие событий никак не может служить Вам примером для подражания. Когда на одной конфорке у меня кипел суп, а на другой кипело белье, когда одной рукой я писала, а другой штопала, одновременно слушая по радио международный дневник, когда рукопись так крепко сдружилась с картофельными очистками, что я стала публично хвастать умением делать семь дел сразу, — на меня навалилась такая черная тоска, что я взяла бельевой шнур и стала вязать петлю. Но и эта затея кончилась ничем. Я пробовала так и этак, но с досадой обнаружила, что годную в эксплуатации петлю вывязать не умею. Теперь Вы, Ирена, видите, с кем имеете дело!
Над письменным столом я время от времени вешала в тонкой рамочке так называемые
обязательства
Дневная норма (сделать обязательно!). Ополоть три-четыре куста. Вымыть два - три окна и т. д.
Думаете, я их выполняла? Чаще всего нет. Только мне писалось — все благие намерения шли прахом: кусты оставались неполотые, окна немытые и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56