Ну как? Не исключено, что, найдя в повести довольно много о себе, Гунтар сочтет это за наскок на все многолюдное разношерстное шоферское племя и за низкое предательство по отношению к его особе, хотя могу Вам признаться — мне и самой не вполне ясно, осуждаю я его больше или жалею, ведь в жизни я с трудом его терпела, так же как и он не слишком жаловал меня, то ли с опаской, то ли с презрением на меня глядя, как на хозяйку публичного дома, вербующую в Вашем лице очередную жертву для своего сомнительного заведения. Как сейчас помню, сколь важным ему казалось напугать меня, вырвать у меня крик! Ради этого он готов был даже рисковать моей жизнью и своей. Но может быть, я заблуждаюсь и это в самом деле был лишь виртуозный трюк, не грозивший нам, ни тому ни другому, смертельной опасностью? Не знаю, рассказал ли он Вам после об этом и как. Если не рассказал, прочтете в рукописи. Но так или иначе, к работе я приступила в довольно злом настроении. В процессе писания, однако, произошло нечто совершенно неожиданное, жалость все больше брала верх над осуждением, и к концу повествования я Гунтара почти полюбила. Став героем моей книги, он стал как бы моим сыном, так же как Вы стали моей дочерью. Но если Вы — дочь по моему образу и подобию, то Гунтар — мой сын, который (так бывает) ни в мать ни в отца, а в прохожего молодца. (Если при чтении Вы этого не уловите, то виной тому скорее не Вы, а неискусность моего пера.)
Однако в жизни он, само собой, все тот же Гунтар, который, прикрываясь иронией, в широкой амплитуде колеблется между манией величия и комплексом неполноценности и постоянно чего-то жаждет, хотя его желания часто и резко меняются: то он жаждет духовного взлета, а то — какого-либо дефицита. И когда я в очередной раз с ним ехала, меня, признаться, порой охватывало то отвращение, то сочувствие, особенно когда я заметила, что между бровями у него остался маленький круглый шрам, как будто ему выстрелили в лоб с близкого расстояния. Невольно подумалось, что я знаю, кто оставил ему этот рубец, однако не бойтесь, нигде в рукописи я не дала этого понять намеком, так что Вы вне подозрений: это и с юридической точки зрения не выдерживает критики, ведь виноват шофер «КамАЗа». Мы не удержались, конечно, чтобы не обменяться парой колкостей, и даже в духе черного юмора: он, например, спросил, по-прежнему ли я люблю быструю езду, только боюсь, попав в аварию, свернуть себе нос набок, на что я ответила: когда еду с ним, я всегда знаю, что, случись авария, мы угробимся на месте, и тогда уж нос особой роли не играет. Одним словом, мы отчаянно трепались, чтобы только не говорить о Вас. Но все же почти час езды от Риги — слишком долгий путь, чтобы можно было не обменяться о Вас ни словом. Обменялись. Ваш с ним брак уже холодный труп. Мы могли только сделать вскрытие и подтвердить причину смерти. Но изменить что-либо давно уже не в силах пи наших, пи кого-либо еще, так что согласно вековой традиции оставалось лишь помянуть покойника добрым словом. Видя, что разговор принял элегический характер, Гунтар сказал — не приврав при этом ни слова! что поместил в приложении к «Ригас Балсс» брачное объявление и получил двести восемьдесят два ответа. И я тоже недавно занималась тем, что листала «Рекламное приложение», которое мне регулярно возят дочери и которое я даже собираю, чтобы под настроение почитать со смесью противоречивых и самой мне непонятных чувств — то ли жалости, то ли отвращения, то ли веселья.
«Симпатичный мужчина — был женат — с незаконченным высшим образованием хочет познакомиться с...»
«Материально обеспеченный молодой мужчина (был женат), по профессии шофер, ищет подругу жизни не старше 25 лет, которая любит путешествовать...»
«Мужчина 32 лет, рост 184 см, непьющий и некурящий...»
Так как «параметры» Гунтара угадывались в нескольких объявлениях, я никак не могла решить, как ни изучала текст, какое из них поместил он. Под конец я бумагу даже потрогала, будто сквозь нее надеялась нащупать его профиль...
Боже мой, милая Ирена, чего только я прошлой ночью тут Вам не написала — при свете дня прямо глядеть совестно. Не принимайте все всерьез, ладно? Попробуйте вылущить рациональное зерно, ладно?
И не совсем это так, что прошлой ночью я только и делала, что с опасением слушала загадочные звуки и с тихой грустью перебирала наши отношения. Я перебирала и кое-что другое... ну как бы это сказать? места, где в в основном развивалось действие нашего романа. Да! И знаете, что получилось? По-моему, довольно знаменатель-пая и весьма современная картина.
Во-первых, это транспорт разных марок местного автокомбината — «ЛАЗы», «ВАЗы», «ГАЗы», «МАЗы» (и как они там еще называются!) от столицы района по маршруту «Ошупилс — через Лесовое», затем — «Волга» таксомоторного парка, затем — «Запорожец» старого образца по прозвищу Джеральдина. Да разрази нас гром, если тут не сказалось явным образом влияние НТР!
Во-вторых, предприятие общего номер... номер забыла! Одним словом — «Радуга». Тоже довольно характерно, правда? Хотя звездочные и прочие космические напитки — и официантки могут это подтвердить под присягой! — мы там потребляли нетипично мало, во всяком случае меньше — пусть это возвысит нас в собственных глазах! — чем приходится алкоголя в новой латышской прозе в среднем на одного индивида. Даже мужчины — они оба у нас были, скажем так, нетипичные! Первый — Гунтар... ну про Гунтара и говорить нечего. Может быть, ради женщины он готов и разбиться, но не способен ради женщины напиться. Второй — Атис, у него принципы, как мне по крайней мере кажется, не столь железные, как у Гунтара, но водить дружбу с Джоном Ячменное Зерно не позволяет характер работы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56