В-третьих.
Быть мужчиной это не прежде всего и не главным образом способность показать себя с лучшей стороны в постели, но прежде всего и главным образом — принадлежность к определенному типу мышления и мировосприятия. Для мужчины белое это белое и черное это черное независимо от того, хорошее у него настроение или плохое, выспался он или не проспал хмеля, получил па-граду или получил взбучку, свеж ли он как огурчик или помят как затоптанной половик и т. д., тогда как для нас, милая, — если быть откровенной, — в зависимости от вышеупомянутых настроений, обстоятельств и положений черное и белое дают все цвета и оттенки и порой, хм, переходят в свою противоположность. Если у муж-чипы глаз — орган чувств для видения, то у час нередко глаз — орган чувств для окрашивания.
В-четвертых.
При близких отношениях мужчины и женщины она всегда немножко мать, а он всегда чуть-чуть ребенок, поэтому так опасно оставлять его без присмотра —он тут же начинает играть со спичками.
В-пятых.
Мужчина очень доверчив. Он скорее решится прыгнуть с парашютом, чем даст себе вырвать зуб. Он храбр в больших катаклизмах, но мелкие неприятности приводят его в растерянность. Он превосходит женщину в искусствах —- и даже в поварском искусстве, — если только у него есть соответствующий талант, однако если у него есть соответствующий талант, он превосходит женщину и в любопытстве, в болтовне и сплетнях. Мужчина очень самоуверен и очень наивен в одно и то же время — он воображает, что оказывает женщине большую честь, признавая своего ребенка своим, и оттого чувствует себя хозяином. В действительности хозяйка скорее женщина: она оказывает мужчине честь своим желанием произвести на свет его ребенка (и, в конце концов, ей одной известно, его ли это дитя!). Мужчина может подло обмануть женщину, однако еще злее может женщина обмануть его, ведь обычно она скоро открывает, что обманута, так как обладает тонкой интуицией, в то время как он иной раз доживет до седых волос простецки удивляясь, что это голова его так отяжелела, будто на нее надели корону, так до конца дней своих и не смекнув, что на голове его не корона, а самые обыкновенные рога.
В-шестых.
В тандеме мужчина — женщина он неизменно хочет быть лидером, который, вцепившись в руль, задает их совместному движению курс, весьма охотно предоставляя женщине докучливое дело — жать на педали. Добытый им на охоте мамонт тысячелетиями означал праздник, тогда как нарытые ею корни значили всего только будни, позволявшие влачить жалкое существование. Когда главным была мускульная сила и быстрота ног, он был впереди, ибо у него мускульная сила и быстрота ног больше, чем у нее. Когда на передний план выдвинулся талант и интеллект, он снова был впереди: в то время как он писал фрески и придумывал двигатели, она стирала ему белье и чистила кастрюли. Так бы оно продолжалось, видимо, еще долго, если бы прогресс цивилизации и особенно революции не открыли и перед ней возможность писан, фрески и придумывать двигатели, однако слишком многие женщины с восторгом вообразили, что теперь им дано прав* не стирать белье, не рожать детей и не чисти. Он же продолжал пребывать в твердой уверсшюпе, что ее долг по-прежнему стирать ему белье, чистить кастрюли даже и в том случае, если пишет фрески и придумывает двигатель она, а сам он не в состоянии придумать даже мухобойку. Мужчине важно чувствовать над женщиной свое превосходство, поэтому многим из них не нравятся умные женщины. Если мужчине досталась незаурядная жена, он постоянно испытывает терзания между гордостью за то, что сумел покорить эту особенную женщину (ведь логично предположить, что значит в нем тоже есть что-то особенное!) и полной неспособностью пойти ради нее хоть на малейшую жертву, больше того — в бытовой практике вся ее незаурядность—круглый нуль в сравнении с глобальной задачей обслуживать его персону.
В этом пункте, милая Ирена, эпицентр всех нынешних разногласий и взаимных претензий: другой пол мы стремимся приспособить к своим удобствам, в практическую эпоху мы также идеал хотим практический, удобный в эксплуатации и не слишком высокий (чтоб за него было сподручно засунуть ложку). Оба пола, как два враждебных лагеря, наставили друг на друга копья, стараясь противную сторону взять в плен и заковать в цепи. Однако мужчина не раб. А женщина не родильная машина — хотя в ней и сидит мать. Зато в мужчине сидит генерал — даже в том случае, если он всего лишь старшина. Поскольку мы женщины и нам ничего проще как желаемое принять за действительное, мы очень легко можем и своего старшину вообразить генералом. Одно плохо: как только мы вообразим старшину генералом, он тут же начинает считать нас солдатом своей армии, хотя и единственным...
Любили бы мы споил мужей хоть капельку больше, если бы они делали «о, что мы от них требуем мыли бы посуду, драили полы, стирали пеленки и г. д.? Поюсь, что нет. Ну что я припутываю Вас - мы, наших! Ну я прячусь за Вами — мы, нас! Я имею право говорить только от своего, от своего лица, по представляя ни пола, ни социального слоя, ни профессии, никого и ничего не представляя, а единственно и только себя. Я не имею права судить от имени других, ведь, может быть, другим женщинам надо нечто другое. Быть может, для других мои требования слишком бесстыдные? Быть может, для других мои жертвы — слишком жестокие?
Ведь я хочу, чтобы мой мужчина был моим рыцарем, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы он был рыцарем моего народа.
Ведь я хочу, чтобы мой мужчина отвечал за нашу семью, но прежде всего и больше всего я желаю, чтобы он был в ответе за наше общество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56