И чтоб были результаты, иначе не получите больше ни гроша».
После этого случая Ралука пересмотрела свое отношение к генеральному директору. Теперь ей казалось, что она была не совсем справедлива в своих оценках. «Да, он поразительно честолюбив,— думала она. — Очень самоуверен. Но ведь не без основания. Может быть, и не его это вина, что он столь нетерпим, может, косность и тупость тех, кто его окружает, заставляет его становиться таким. Некоторые упрекают его, что он не дает людям развернуться. А зачем век нянчиться с неудачниками, когда за дверью другие ждут? Может, не такой уж он и взбалмошный, знает, чего хочет и что надо делать. А от этого выигрывает весь завод, весь коллектив».
На том памятном собрании, где Даскэлу предложил реконструкцию завода, Ралука внимательно следила за дуэлью между генеральным директором и троицей Даскэлу — Пэкурару — Барбэлатэ. И признала правоту за Космой. После собрания Санда упрекнула Ралуку за то, что она ввязалась в дискуссию неподготовленной. Задетая за живое, Ралука резко возразила, что если кто там и был неподготовленным, так это товарищи из бюро, которых Косма просто-напросто высмеял. Санда с тревогой посмотрела на девушку. Против обыкновения ана даже не пыталась объяснить ей смысл ошибки. Сказала только с горечью: «Не спеши, Ралука. Не очаровывайся этим человеком, которого интересует лишь собственная карьера. Не делай поспешных выводов. Ты права, мы выглядели жалко, подготовились из рук вон плохо. Но это еще не значит, что Косма прав.
Не забывай, что ты должна выражать мнение всех комсомольцев завода».
Тем временем Ралука перешла в проектный отдел и старалась лучше познакомиться с новым коллективом. Дан Испас сразу заприметил способности новой чертежницы, помогал ей освоиться в «белом доме». Девушка внимательно ко всему присматривалась, отметила противоречия между коллективом и Антоном Димитриу, а чуть позже — и трения между Космой и Испасом. Заглянув как-то вечером в «белый дом», генеральный директор застал Ралуку за работой — она трудилась над чертежом мотора для сверхмощного экскаватора. Косма отчитал ее за то, что она в рабочее время занимается посторонними делами. Ралука не ответила ничего, но стоявший рядом Дан пришел на помощь, сказав, что она исполняет его прямое указание. Косма напустился на него, вел он себя при этом отвратительно, выражений не выбирал, не стесняясь присутствия девушки. Ралука стояла молча, отведя глаза в сторону, только руки немного дрожали. К ее собственному удивлению, она не выказала и тени возмущения.
Слишком поздно поняла она, что любит Коему. Поначалу смеялась сама над собой: «Только этого еще не хватало. Дурость какая-то! Совсем из ума выжила, очнись, он же первый тебя на смех подымет. В лучшем случае велит не отлынивать от работы». Появившиеся раздражительность и неуверенность в себе не на шутку ее испугали, но потом она успокоилась: мало ли кого она любит, все равно об этом никто никогда не узнает.
Однако, по мере того, как конфликт на заводе обострялся, Ралука все яснее понимала, что ей не удастся остаться в стороне. Когда интересовались ее мнением, Ралука готова была черное назвать белым и стояла до последнего, лишь бы как-то оправдать Коему. В ее грезах он являлся сказочным богатырем, способным противостоять любым ураганам, ей казалось, что Косме нравится бросаться в самый омут битвы, преодолевая сопротивление и добиваясь нелегкой победы. Со временем она пришла к выводу, что он не так безрассуден и заранее рассчитывает каждый свой шаг. Она видела все недостатки своего избранника. Ей было больно, что ему ничего не стоит оскорбить человека; наказывая, он не знал ни жалости, ни сострадания. Однажды на занятии семинара она услышала, как он сказал: «Врага надо оставлять только тогда, когда он повержен на землю и его труп остыл». Она ужаснулась: к чему же приведут такие убеждения? Однако потом подумала, что, пожалуй, и в этом он прав. «А как же иначе? Враг, кто бы он ни был, по доброй воле не уступит. Значит, это железный закон — бить его беспощадно и до конца, до полного уничтожения». Она серьезно поспорила в тот вечер с Ликэ, заявившим, что это варварская, бесчеловечная философия, которой можно оправдать любые преступления. Ралука, однако, твердо стояла на том, что такова логика классовой борьбы, кто этого не понимает, может в решающий момент заколебаться. Через несколько дней Ликэ пришел мириться и принес два билета на премьеру новой пьесы Эверака. Его беспокоило душевное состояние Ралуки. В театре он так увлекся спектаклем, что с трудом осознал смысл вопроса, который она уже несколько раз задавала: «Слушай, кто это рядом с Космой?» — «Где?» — очнулся Ликэ. «В ложе справа». Он повернул голову и увидел генерального директора, целиком захваченного пьесой, а рядом женщину необыкновенной красоты. «Это же его жена, Ольга Стайку, журналистка». Ралука побледнела и впилась в ложу взглядом. «Ну довольно, Лука, люди на нас смотрят. И пьеса такая интересная...» Но она уже ничего не слышала. Медленно поднялась и, как лунатик, побрела к выходу. Не отвечая на вопросы Ликэ, высвободила руку, когда он попытался поддержать ее за локоть. Бедный инженер был настолько растерян, что забыл про свою машину и взял такси.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Пыталась рассуждать здраво, но не могла. «Ничего не скажешь, красива, эффектна, наверное, и талантлива. Куда тебе равняться...» В полночь она залилась горькими слезами и только под утро успокоилась. «Ну что ж, такой уж, видно, жребий выпал. Буду нести свой крест»,— решила Ралука. Она встала с постели, навела, к немалому удивлению деда Панделе, порядок в доме и ушла на завод, даже не выпив кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123